💾 Archived View for tilde.team › ~rami › railway.gmi captured on 2024-05-12 at 15:29:52. Gemini links have been rewritten to link to archived content
⬅️ Previous capture (2023-01-29)
-=-=-=-=-=-=-
רמי
SUBJECT: «Понимаю только "вокзал"!»
AUTHOR: Rami Rosenfeld
DATE: 09/05/22; upd. 03/11/22
TIME: 17.00
LANG: ru, he
LICENSE: CC BY-NC-ND 4.0
TAGS: literature, humour, joke, hebrew, Israel, life, jewish, army, family, history
Метелка тараторит на трех языках изумительно. Недавно был свидетелем и, увы, невольным участником ситуации, когда в кафе эта белёсая кобыла нарочно(!) уронила смачное полупотекшее мороженое прямо на летние штаны какому-то «туристо». Мордатый мужик расшумелся, народу вокруг было много, а я, как на грех, отошел в какую-то лавчонку и не сразу смог пробиться через толпу. Так вот, Майка тут же переключилась на немецкий и возмущенно орала так, что смогла перекричать весь кагал. Общий смысл был понятен и без перевода: «Я — не я! И собака не моя!» ... и «Смотрите все — ребенка обижают!»
Надо сказать, что здесь, в Стране, «еладим», то есть детишек, любят невероятно: и своих, и чужих. И, как следствие, позволяют им в буквальном смысле стоять на голове. Поэтому конфликт был быстро исчерпан: официант кафетерия мигом притащил какую-то мокрую тряпку и ловко вытер остатки мороженого (на модных штанах осталось большое неаккуратное пятно); Майке — в качестве бесплатного бонуса! — принесли еще одну порцию; но, как я подозреваю, обслуживающий персонал побоялся связываться с агрессивной и нахальной псевдо-«немецкой школьницей» и предпочел заткнуть ей рот сладким.
Я благоразумно предпочел не вмешиваться. Но вечером, уже дома, поинтересовался:
— А что ты орала-то? Я аж испугался!
— «Понимаю только "вокзал"!» — Майя нехотя оторвалась от книжки... (Ага, только сейчас вспомнил, что это был Курт Воннегут: «Дай вам бог здоровья, доктор Кеворкян» — весьма нехарактерное мрачное чтиво для девочки одиннадцати лет; впрочем, это была книжка с полки Ирки).
— Ма зе «понимаю только...»? И причем тут «вокзал»?
— А фиг его знает! — она честно потрясла своим белым хвостиком. — Это меня Коза научила... Типа «не врубаюсь!»
— Тода! Спасибо, все понятно! Коза... Ну разве она хорошему научит? А ты себе точно нашла вторую «теть Иру»!
«Козой» мы кликали нашу соседку, молоденькую Яэль Глобочник, репатриантку из Австрии. Она успела отслужить два года в ЦАХАЛе и сейчас работала стоматологом. На иврите, кстати, нежное «Яэль» (такое же сверхраспространенное в Стране имя, как и Майя) значит именно «козочка», так что прозвище не было издевкой. Коза, как и дочурка, была такой же тощей, белёсой, длинной и светловолосой; наблюдая за ней, можно было представить, как будет выглядеть сама Метелка лет так через десять. Рядом они смотрелись как две сестренки: старшая и младшая, обе характерно конопатые и длинноносые.
Ее фамилия была знакома мне откуда-то из истории: именно так величали Одило Глобочника, генерал-лейтенанта полиции и гауляйтера Вены — нацистского преступника, отравившегося цианидом в самом конце Второй мировой. Судя по всему, херр Глобочник был тот еще фрукт: «ухарство и безрассудство» — именно такие качества отразило руководство в его очередной характеристике. Но я не стал напоминать об этом Яэль — зачем обижать хорошую еврейскую девочку? Тем более, та война была так же далека для нее, как и Вторая Иудейская.
Познакомились они с дочуркой быстро, сдружились мигом. Вполне естественно, вскоре Коза стала таскать Майю на свои тусовки: дискотеки, посиделки, покатушки на велосипедах. Вначале фатер слегка беспокоился, но потом перестал; это чувство исчезло, когда я как-то, чисто по-отечески, невзначай похлопал Козу по тощей попке... Что произошло дальше, было полной неожиданностью: Яэлька мигом развернулась, за доли секунды перехватила мое запястье... и я, к стыду своему, оказался в весьма неудобной позе: согнувшись в три погибели, да еще и с рукой, заведенной и намертво зафиксированной за спиной.
Она наслаждалась моим позорным поражением секунд десять. Потом отпустила, коротко рассмеялась... и внезапно, уже по собственной инициативе, ласково чмокнула в небритую щеку.
— Крав-мага, — коротко пояснила бывшая солдатка. — Третье место в Южном Округе.
Одним словом, отпускать Майку с соседкой было так же безопасно, как и с тренированным телохранителем; тем более — ну кто ожидает подобных подлых подвохов от столь юного существа!
Наши балконы были совсем рядом и смотрели друг на друга. Я выглянул во дворик и заорал: «Коза, Коза ! Комм, комм хир...»
Свет чужого ночника и неплотно прикрытые жалюзи позволяли понять, что мои вопли несвоевременны: Яэль как раз принимала у себя какого-то солдатика-отпускника сефардской наружности. Неизменная винтовка стояла тут же, у диванчика. Однако она снизошла до чужой просьбы, нехотя поднялась и тоже вышла на свежий воздух, на ходу запихивая левую грудь в некстати задравшийся топик. Топик был маленьким, тугим, грудь, не взирая на общую худобу, — на удивление большой, и посему эта волнительная операция заняла целую минуту.
— Яэлька, вас ист... — тут я запнулся, — Метелка, ну-ка, повтори! Как там про вокзал?
Майка присоединилась ко мне и тоже стала оглашать звонким голоском мирно дремлющие окрестности: совсем как в еврейско-одесском дворике времен НЭПа. На идиш эта ситуация характеризовалась коротким и емким словом «гевалт».
Коза непонимающее помотала лохматой головой, являясь наглядной иллюстрацией к «вокзалу».
— «Ich» — «Verstehe» — «nur» — «Bahnhof»! — снова и снова вопила Метелка на немецком. — Что это?
Тут рядом грохнула рама: это девяностолетняя бабушка Дора, решив, что в городе снова немцы, поспешила обезопасить свое жилище и наглухо заперла окно. И сразу исчезла: наверное, побежала баррикадировать двери.
Вконец обескураженная Яэль развернулась к нам задницей, вошла в комнату и резко задернула жалюзи, да так зло, что одно крепление отлетело и штору перекосило. Впрочем, тут же раздался телефонный звонок. Майка схватила трубку, и девки о чем-то болтали минут семь, а то и поболе. Последние раздраженные слова, которые донеслись до меня, были вполне различимы и недвусмысленны: «фатер» и «шайзе». Был понятен и их адресат.
— Ага, все ясно, па! Знаешь, это очень старое выражение, ему лет сто. Когда немецкие солдаты возвращались из окопов после Первой мировой, то были в таком отупении, что произносили и понимали только одно слово: «вокзал». Ну то есть мечтали побыстрее добраться домой...
Тут дверь напротив хлопнула. Я выглянул снова: из подъезда вылетел разочарованный темнокожий юноша в военной форме. Даже не взглянув вверх, он четким строевым шагом направился к ближайшей остановке.
А Яэль, которой я устроил такой облом в ее насыщенной личной жизни, не разговаривала со мной дней пять... Нет, вру: всего два!
(...)
В ближайший Шаббат, сразу после обеда, Метелка подлезла ко мне поближе.
— Знаешь, аба, а твой borsch, — она произнесла это непривычное слово с явным немецким акцентом, так как настоящий украинский борщ был действительно редким гостем на нашем столе, — ... он получше будет, чем у муттер.
Ласково-вкрадчивое обращение «аба» вместо привычно-требовательного «фатер» слегка насторожило. Я поразмыслил...
— Ты, наверное, чего-то хочешь выпросить?
— Ага, — тут же призналась Майка. — Велосипед.
Я посмотрел на дочь и отрицательно потряс головой:
— Понимаю только «вокзал».
Но велосипед все же купил.
© Rami Rosenfeld, 2022. CC BY-NC-ND 4.0.