💾 Archived View for tilde.team › ~rami › br › br_book_087.gmi captured on 2024-03-21 at 16:23:21. Gemini links have been rewritten to link to archived content
⬅️ Previous capture (2023-12-28)
-=-=-=-=-=-=-
רמי
SUBJECT: Бродяжка и непослушная дочка
AUTHOR: Rami Rosenfeld
DATE: 14/11/23
TIME: 03.00
LANG: ru
LICENSE: CC BY-NC-ND 4.0
TAGS: Dharma, Buddhism, Vajrayana, Dzogchen, Bon, Tibet, India, Buddha, fiction, book, philosophy, history, literature
На следующий день Дуг умотал на экспедиционном грузовичке, возившем припасы на мою кухню. Вернулся он ближе к вечеру. Я, как и обычно, участвовал в разгрузке: таскал овощи, фрукты, консервы… но вместе с ними ирландец, деланно кряхтя и ухмыляясь, достал из кузова две неподъемные картонные коробки с до боли знакомыми опознавательными знаками.
Это был запас виски. По моим скромным прикидкам, его хватило бы на роту-другую отборных алкоголиков; например, красноносых шотландских гвардейцев, охраняющих резиденцию Ее Величества королевы.
— От малярии… и расстройства желудка, — резюмировал он. — Шеф распорядился!
࿇࿇࿇
Я не видел Полинку целыми днями; мы кратко пересекались лишь на завтраке, обеде и ужине. Она усаживалась где-то вдали, в секунды сметала с тарелок мою жратву, громко требовала добавки и снова исчезала в своих норах-раскопах. Но неизменно участвовала в посиделках с Дугом, а ближе к полуночи по-военному быстро ополаскивалась в душе… и набрасывалась на меня в палатке.
— Что это с тобой происходит? — спросил я, заинтригованный ночными приступами буйной нежности: странное сочетание слов, не правда ли?
— Наверстываю упущенное за двенадцать лет, — на полном серьезе призналась она.
— А почему именно сейчас? — судя по всему, я сморозил большую глупость.
— А когда ж еще? — простодушно удивился Фогель.
Вот и сегодня она нетерпеливо ёрзала на сложенном у палатки спальнике, дожидаясь, когда рассосутся гости. Но те не торопились. И вообще, у нашего «домика» наблюдался какой-то ажиотаж, ибо на огонек заявился сам шеф: «подлечиться у доктора от малярии», — стеснительно пояснил он. Высокого гостя сопровождал Ли и мой напарник Коала, только что закончивший смену. Ему тоже не терпелось выпить.
Дуг, как вы сами понимаете, объявился гораздо раньше. Проклиная ранние южные потемки, он набрал где-то в окрестностях редкого здесь сухостоя, да украл несколько досок из столовой — и теперь нашу теплую компанию освещал и согревал небольшой костерок. На багровых угольках дозревали открытые банки тушенки: ужин давным-давно миновал, и нас опять пробило на еду. Скатертью служил мой разнесчастный спальник, украшенный грубо вскромсанным контейнером с местными оливками.
Некую камерность и, я бы сказал, интимность, шикарной картине всеобщей пьянки добавляли гордо реявшие прямо над головами собравшихся предметы женского туалета и носки, развешенные для просушки на длинной веревке. Кощунственно замечу, что изрядно застиранные и посему полинявшие тряпочки напоминали мне традиционные буддийские флажки-лунгта, коими так любят украшать в Тибете монастыри, ступы и прочие религиозные сооружения. Впрочем, это никого не смущало, так как практически каждая палатка в лагере выглядела схожим образом.
Компания охотно травила археологические байки; я не решался перебивать чей-то очередной обстоятельный рассказ и посему выступал сегодня в роли благодарного слушателя. Полинка, по обыкновению, умостилась где-то в районе моих ног. Словом, всем было очень хорошо.
«На раздаче» находился сам Мэттью. Он разливал по стопкам вонючее пойло (Дуг, второпях, перепутал родной ирландский виски с шотландским… В чем отличие? По стародавним незыблемым традициям первый перегоняли аж три раза, второй — лишь дважды) и передавал нам липкие стопки, к которым успел пристать песок. Это священнодействие являлось несомненным знаком уважения. Торжественнее всего он подал выпивку Полинке, и та приподнялась с земли, дабы подчеркнуть свою признательность. Да и тост как раз был персональный — за «мисс Полли».
Мэттью начал произносить что-то сугубо высокопарное, когда в нескольких метрах от костерка (как я и сказал, вокруг сгустилась непроглядная темень) послышались осторожные шаги; блеснули чьи-то глаза, а затем — и еще одни. Я сразу же включил мощный фонарик — почти прожектор — и направил луч на источник шума.
Нет, это были не шакалы! Не террористы и даже не верблюды, а всего лишь пресловутые ученые дамы. Застигнутые врасплох, да еще и всей честнóй компанией, включавшей руководство, кое они точно не ожидали узреть, дамы изобразили невинный вид: мол, совершаем вечерний моцион — что тут такого? … — и резко свернули обратно. Но я отлично видел, как доморощенные шпионки жадно зыркнули сначала на Полинку, затем на меня и брезгливо покосились на гостеприимно открытый ящик с бутылками. Обе угловато-мужские задницы, обтянутые зелеными штанами, исчезли в потемках.
— Мэтт! Ты словно Ной: у тебя тут каждой твари по паре! Из какого зоопарка их извлекли? Или из кунсткамеры? — неполиткорректно пошутил я. Алкоголь начинал воздействовать на язык, и ваш покорный слуга выдал эту сомнительную фразу, не подумав о последствиях.
Шеф вздохнул, повертел в руках полную стопку, затем все же закончил велеречивый тост в честь Полинки. И, лишь когда все выпили, снизошел до ответа.
— Нет, доктор, — он обращался ко мне именно так с того приснопамятного дня, — не из зоопарка. И даже не из музея. Поверь — это и есть современная жизнь во всей ее красе: с «культурой отмены», непрестанными обвинениями в «харрасменте» и прочими удовольствиями. — Мэтт оглянулся в сторону: не подслушивают ли? — И если ты думаешь, что они имеют хоть малейшее отношение к этим благословенными пустынным местам, колыбели человечества, — шеф обвел пустыню торжественным взмахом руки, — то глубоко ошибаешься. Первая сочиняет многотомный труд — «исследование» на тему, как много женщины сделали для блага окружающих — начиная аж от бедного Адама…
— Адам Ришон, он же Адам Кадмон, — дополнил Ли на хорошем иврите. И рыгнул, деликатно прикрывшись ладонью.
— Заткнись, валлиец, — шеф ткнул пальцем в его сытый живот, — я зазубрил иврит, когда ты еще не родился. А будешь перебивать — отправишься обратно: пасти вонючих овец на родных холмах в долбаном Ллан… — черт, как там правильно?!
— Лланвайр-Пуллгуингилл, — благоговейно оттарабанил Ли. Он действительно происходил из этой знаменитой деревушки, чье неофициальное название было еще длиннее и переводилось как «Церковь святой Марии в ложбине белого орешника возле бурного водоворота и церкви святого Тисилио неподалеку от красной пещеры». И сей факт был дополнительным поводом для насмешек.
— Вот! — грозно подтвердил шеф. — Именно в этой дыре!
Ллливелин виновато икнул. И попытался забить, а точнее — залить спазмы своего пищевода дополнительной порцией виски. Стопки давно перепутались и, сдается, он стащил именно мою.
— … И почти каждый абзац или глава начинаются с одной и той же однотипной, слегка варьирующейся фразы: «женщины играли огромную роль в первобытном обществе», «женщины занимали главенствующее положение в Древнем мире», «в Средневековье сильные мужественные женщины укрепляли мир и связи меж государствами при помощи династических браков»…
— Ага-ага, кто б их вообще спрашивал: где поймали — там и поимели! А выдали замуж в десять лет — и все! — не унимался Ли. Странное дело, но с количеством поглощенного спиртного одновременно улучшался его английский.
— … «Умели читать, писать, знали иностранные языки, руководили странами в отсутствие мужей»… — увлекшийся перечислением Мэтт налил сам себе и хлопнул в одиночку, того не замечая. — Женщины то, женщины сё… — допустим, они, оказывается, изобрели колесо и повозку! Доказательства отсутствуют, но ведь «все мужчины участвовали в непрерывных войнах, и только гибкий, тонкий, высокоинтеллектуальный и предприимчивый женский ум мог придумать нечто, разгружающее их от переноски тяжестей». Железная логика — и ведь не поспоришь!
Вот она и снует по всем экспедициям мира — добывает себе «доказательства»… И попробуй не допустить! А для подтверждения сего околонаучного бреда в единую кучку собраны Клеопатра, Сапфо, Лесбия, Жанна д’Арк, Мария Склодовская-Кюри и даже лесбофеминистка Андреа Дворкин.
При упоминании слоноподобной Дворкин Ллливелин хрюкнул. И мигом получил по загривку.
— Веришь, доктор, она притащила две недели назад черновик своего глобального труда и не отставала, пока я не изучил эту хрень от корки до корки! Когда же добрался до утверждения, что первый в мире алфавит изобретен какой-то неведомой домохозяйкой, — а как иначе она могла подсчитывать и записывать доходы и расходы, — то у меня возникли сразу две стойкие идеи. Первая — громко расхохотаться ей в рожу. А другая — порвать в клочья эти бумажки на чужой голове и развеять их по всему Синаю! Но я сдержался. И вежливо произнес: «Ну что ж, неплохо. Весьма убедительно… и своевременно».
— Такими темпами, глядишь, через год-два заполучит степень, звание и имечко в ученом мире, — убежденно заверил Дуг. И нелогично, но ласково и нежно погладил Полинку по дистрофичной ножке. — Зато вот оно, наше любимое солнышко! Сидит, хихикает и запросто глушит виски с парнями-работягами; совсем как простонародные девки-островитянки в моей великой стране!
Дабы подтвердить вышесказанное, мигом зардевшаяся «мисс Полли» снова глупо хихикнула — ну точно по-деревенски!
— Такими же темпами у следующей нашей экспедиции будет совсем другой начальник, — услужливо, но невпопад подсказал злопамятный Ли.
— Возможно… возможно, — задумчиво протянул шеф.
— А другая? — я воспользовался паузой, чтобы встрять в эту высоконаучную беседу.
— О-о, доктор, — оживился Мэтт, — вторая — отдельный случай! Можно сказать, клинический. Ты думаешь, что она археолог? Не-е! Niet! — для лучшего понимания он попробовал перейти на русский. — Она социолог, который…
— Понял. Дальше можно не продолжать!
— Niet, — еще раз повторил шеф, — ты вначале послушай! Так вот… о чем это я, черт возьми? Ага, который собирает «полевой материал»… — ну-ка, с-собрази сам! — шеф медленно косел, — на какую тему?
— Социальные связи и размножение однополых синайских сусликов? — сходу придумал я самое невероятное.
— Neine! — теперь Мэттью избрал категоричный немецкий, — тема ее будущей диссертации весьма перспективна: она изучает сложные вопросы харрасмента в мужских академических сообществах. Например, даже в нашей сугубо мирной и целомудренной, — заслуженный седовласый ученый муж бросил взгляд на малость подвыпившую «ирландскую островитянку» и не удержался от мальчишеского ехидного смешка, — эск… — тьфу, дьявол! — экс-пе-ди-ци-и!
— Шеф, извини, перебью! Знаешь, сегодня за обедом заметил, что они как-то особо странно на меня посматривали. Обе! Да и этот неожиданный ночной визит… — успел вставить я. И заметил, что Фогель согнул ручонку и протянул ее вверх, выпрашивая и даже требуя немедленно предоставить ему слово. Но Мэтт, не замечая умоляющих телодвижений, продолжал:
— … Опрашивает, подсовывает анкеты на ста листах, обобщает статистику. Ну а цель сих действий кристально ясна: доказать миру — какие все мужики…
— По-дон-ки! — громко и четко произнесла Полинка. После чего притихшую ночную пустыню огласил громкий гогот тех самых «подонков», не раздававшийся здесь, наверное, со времен победы древних израильтян над Амалеком, врагом рода человеческого. При этом неистово ржущий Ли ненароком свалился прямо на несчастные артритные колени начальника экспедиции (Мэтт в отместку пролил на него добрую порцию виски), а «мисс Полли» упала на спину, задрала ноги в ветхих и, увы, прискорбно пахнущих кроссовках, изобразив некие конвульсии, напоминавшие эпилептический припадок.
От нашего дикого смеха проснулся даже притомившийся за смену Коала, целиком оправдывавший свою сонную кличку. Он недоуменно уставился на сытые ржущие рожи, завидел прямо у лица полный стаканчик с виски, хлопнул его и опять погрузился в сладкую дрему.
Угомонившаяся Полинка уткнулась в мою куртку, тщательно вытерла о грубую ткань слезки и некстати потекшие сопли, а затем снова принялась тянуть ручку вверх.
— Теперь валяй, — милостиво разрешил шеф.
— Докладываю! Сегодня после завтрака обе приперлись прямиком в мою траншею. Я как раз была жутко занята. Но, думаю, ладно: передохну немножко и пообщаюсь с этой… с этими, — Фогель умолк, подбирая наиболее точный термин, но затруднился и мотнул упрямым подбородком.
— С этими …! — неприлично подсказал внезапно проснувшийся Коала.
Полинка прыснула в кулачок.
— Так что ты думаешь, Мэтт? — она обращалась к начальнику экспедиции, — обе стали совать мне свои убогие анкетки. «О’кей, — решила я, — заполню, может отстанут»… Пишу я быстро, соображаю еще быстрее; короче, насочиняла всякой мути. И отдала обратно. «Отстанут»? — ага, как же! Теперь они расселись на доске (на землю опуститься побрезговали), достали диктофоны. «Полевая запись номер …, опрашиваемая — …», — и так далее. Хотели, чтобы я поделилась с ними биографией, причем самыми, так сказать интимными подробностями: «Привлекали ли вас в детстве мужчины? А женщины?» «Испытывали ли вы непреодолимое половое влечение к собственному отцу или брату?» «Домогался ли близости ваш родной дядя?» «Когда вы потеряли девственность?» «Сколько сексуальных партнеров у вас имелось и какого пола?» «Возникало ли стойкое неосознанное чувство, что вас используют лица мужского пола?» (тут одна оговорилась и ляпнула словечко «самцы»)… «Сколько случаев насилия — вербального, ментального, физического — вы можете припомнить?» «Как часто вы сталкивались с проявлениями харрасмента на работе… на улице… среди близких?» «Повлиял ли этот травматический опыт на успешность вашей научной карьеры?» «Сказались ли травмирующие воспоминания об изнасилованиях на осознании себя как личности?»…
Шеф не отрывал глаз от тараторившей Полинки и трясся от смеха, словно на него напала болезнь под названием «Пляска святого Витта». Примерно то же состояние наблюдалось у остальных присутствующих. Коала внезапно крикнул: «Подождите!» — и огромными кенгурячьими прыжками отбежал за палатки. Впрочем он, на ходу застегивая ширинку, быстренько вернулся, дабы не пропустить ни слова.
Тут подуставший от перечисления Фогель громко и длинно выругался на родном языке. Сию фразу, естественно, понял только я, но, учитывая ее экспрессивность, никто не потребовал перевода.
— А ты, солнышко? — спросил нетерпеливый Ли. Валлиец последовательно имел четырех жен, кучу детей от каждой и постоянно хвалился их фотоснимками. Что интересно, все его женщины имели счастье хранить и поддерживать добрые отношения друг с дружкой, да еще и периодически брать на воспитание многочисленную ораву разнополых и разновозрастных отпрысков, поэтому можно вообразить — как именно он относился к подобным опросам и их «сочинителькам».
— А что я? Ответила честно — как все и было! — невозмутимо призналась «мисс Полли». — Могу быстренько пересказать…
Компания разом умолкла, приготовившись к жадному поглощению интимно-неприличных подробностей.
— Итак, записывайте для истории! Первым я испытала влечение к молоденькому полицейскому — у того была такая длинная, толстая и гладкая дубинка: она болталась спереди, пристегнутая к форменному ремню. И дубинка долго снилась мне по ночам, превращаясь в змею, которая проникала и вонзалась жалом куда-то между ног… — Полинка с университета отлично помнила все извращенческие сказки полубезумного старика Фрейда и посему могла нафантазировать «для науки» что угодно.
— Еще в детском садике мы «играли в доктора» с моим старшим братом. — Ремарочка: как вы сами помните, у Полинки вообще не было ни братьев, ни сестер. — Первым меня соблазнил двоюродный дядя. Я не смогла устоять, потому что у него были такие же красивые мужественные усики, как и у полицейского…
Ее прервал наш нетрезвый хохот, ибо каждый представлял ошалевшие от сих ошеломляющих признаний рожи «исследовательниц». И рассказчице пришлось выждать несколько минут, пока он утихнет. Кто-то, кажется Мэтт, неудачно оперся спиной о колышек, к которому была приделана бельевая веревка, и прямиком на голову Ли спланировало нечто мягкое, слабо пахнущее стиральным порошком. Он изумленно стащил розовую тряпочку с намечавшейся лысины, внимательно рассмотрел ее и лишь затем учтиво протянул владелице.
Любо-дорого было наблюдать, как упоенно и складно врет Штурмфогель: совсем как я на прежней службе! — и эти отточенные четкие формулировки могли послужить украшением любой безумной диссертации!
— Непреодолимую тягу к полицейским — как к олицетворению власти, сопряженной с насилием, — я испытывала всю жизнь. Уже в семнадцать лет, после того как я познала многих мужчин, а они, — тут Полинка не смогла больше сохранять серьезный вид, — всецело познали меня, однажды ночью я возвращалась с университетской дискотеки в нетрезвом виде. И присела под кустик, чтобы справить большую нужду. В это время прямо в глаза мне ударил яркий свет фонарика! Это был незнакомый мужчина. Он представился оперативным сотрудником полиции и грозно пообещал доставить меня в участок с целью привлечения к ответственности за нарушению общественного порядка в публичном месте. Внезапный страх, смешанный с процессом дефекации и острейшим эротическим чувством, привел к целой цепи оргазмов, во время которых я не отдавала отчета в дальнейших действиях…
По ходу пьесы смею заметить, что аудитория уже не рыдала, но стонала, а то и хрипела от пароксизмов смеха, сопровождаемых удушьем. А Полинка продолжала невозмутимо накручивать:
— Впоследствии стало ясно, что я, захваченная неконтролируемым животным чувством, практически изнасиловала полицейского! И затем послушно превратилась в его покорную секс-рабыню на многие-многие годы.
Тут Фогель небрежно кивнул в мою сторону. Все любопытные взгляды обратились туда же. Я приосанился.
— Мой мучитель проводил надо мною всяческие эксперименты: приковывал наручниками в подвале полицейского участка, где у них была оборудована пыточная для таких же молоденьких беззащитных жертв, — беззастенчиво откровенничал Фогель. — Заставлял удовлетворять себя дулом заряженного крупнокалиберного пистолета; сдавал на потребу коллегам, снимал все групповые извраще��ные издевательства на видеокамеру, сразу же продавая их в интернете… А однажды грубо затолкал в собачий вольер… — тут ее ребяческий голосок задрожал, и Полинка изобразила, как вытирает слезки перед двумя тупыми клушами с диктофоном, — … нет, не могу говорить… Это табу! Это слишком стеснительный и травматический опыт, который перечеркнул все мое последующее существование.
Она еще раз всхлипнула. Вся компания жадно взирала на отвязную парочку отъявленных эротоманов, завидуя их насыщенной сексуальной жизни.
— Мой Господин (Полинка употребила здесь английское словечко «Master») был грубым варваром, истинным и единственным владельцем моего истерзанного девичьего тела. Он не имел понятия о предохранении, и мне пришлось рожать дважды. Первый ребенок появился на свет «особенным», и непутевый отец настоял, чтобы его отдали в приют. С тех пор я ничего не знаю о его несчастной судьбе. Возможно сыночка давным-давно тайно убили, а тело продали на органы для престарелых американ… — тут завзятая врунища взглянула на Дуга и быстренько поправилась, — … стареющих ирландских богатеев-извращенцев. Второй ребенок — моя несчастная одиннадцатилетняя дочь, которая того и гляди пойдет по маминым стопам…
При слове «дочь» Полинка неподдельно скорбно заплакала, прикрывая лицо ручонками. Но резко прервалась.
— А главное, — торжествующе подчеркнула она, — что эти дуры мне по-ве-ри-ли!
— Слушай, золотце! Да тебе в Холливуд надо — сценарии писать! Или срочно переквалифицироваться в «гендерного социолога». Ты ж карьеру сделаешь — на зависть! — восхищенно крикнул Коала.
— Всё! — отрезала она. И тоже стремглав скрылась за ближайшей палаткой. На бегу Фогель держался за живот и демонстративно постанывал.
࿇࿇࿇
— Усы что ли отпустить? Буду выглядеть как настоящий маньяк-полицейский! — рассуждал я, валяясь на спальнике под сенью нашей уютной палатки. — Куплю себе в секс-шопе фуражку с высокой тульей, да дубинку подлиннее. Идет?
Полинка прыснула:
— Разлюблю и брошу! Честно! Не хватало мне извращенцев под боком.
— Не страшно: тотчас найду другую!
— Такую — никогда!
Вот черт, она попала в яблочко! «Такую — никогда! Точно!» — мысленно признал я.
— Сказать, о чем ты только что подумал?
— Ну?
— «Такую — точно никогда!»
Я офигел от ее ясновидения. И поспешно соврал, прикрывая изумление:
— Не-е, ошибочка вышла! Я размышлял: «куда б ее сплавить?»
— … Ох, какое ж я чудо! Чудо из чудес! Да еще и умная. И местами красивая! — сонно пробормотала нетрезвая «жертва маньяка». — Надо же, как тебе повезло!
Прервав это неприкрытое бахвальство, Полинка удовлетворенно выбралась из предутренних объятий. На прощание, как и всегда, по-кошачьи облизала мне ухо, развернулась на левый бок и тут же, вполне довольная собой, а особенно — удачно прошедшими посиделками и последующей ночью, заснула.
В потемках я разыскал — исключительно по запаху! — ее непотребные кроссовки, валявшиеся, увы, прямиком у моего изголовья вместе со второпях засунутыми в них скомканными носками, хорошенько размахнулся и выкинул барахлишко за пределы палатки — на проветривание! И тоже задремал.
₪ Вернуться в раздел "Книги" ₪
© Rami Rosenfeld, 2023. CC BY-NC-ND 4.0.