💾 Archived View for tilde.team › ~rami › br › br_book_095.gmi captured on 2024-03-21 at 16:23:26. Gemini links have been rewritten to link to archived content
⬅️ Previous capture (2023-12-28)
-=-=-=-=-=-=-
רמי
SUBJECT: Бродяжка и непослушная дочка
AUTHOR: Rami Rosenfeld
DATE: 14/11/23
TIME: 03.00
LANG: ru
LICENSE: CC BY-NC-ND 4.0
TAGS: Dharma, Buddhism, Vajrayana, Dzogchen, Bon, Tibet, India, Buddha, fiction, book, philosophy, history, literature
Повторюсь: Анат была прекрасна! В любую погоду, в любое время суток, в военной форме, в джинсах и футболке, а уж тем более — без них. В этом я убедился только что — на пляже, где ревниво отслеживал откровенно-восхищенные взгляды отдыхавших, обращенные на ее лицо, длинные волосы и фигуру. Впечатление не портили даже две давние отметины от пули: боевые ранения для Израиля были обычным делом, и на них не обращали внимания. Например, на послеоперационный шрам Эли. «Человек побывал в очередной переделке», — лучше всякой нашивки или медали свидетельствовала багровая отметина, и она вызывала неподдельное уважение.
Мы вчетвером вдоволь накупались, наигрались в футбол на пляже и сейчас шли по улице, отыскивая кафе посвободнее. Таковое нашлось лишь через километр, ибо все заведения были битком набиты местными и туристами… Нет, это был уже не Эйлат, ставший почти родным, как и любой курортный город, к которому быстро привыкаешь, словно к своей деревне, а Тель-Авив, с его цепью великолепных пляжей и небоскребами, расположенными почти у самого моря. Мы выбрались туда «на экскурсию», как туманно сообщил нам Эли (по моим соображениям, хитрецу нужно было доставить отчет о своей «полевой работе» на Синае в штаб, а то и куда повыше). Но мы с Метелкой не вникали в подробности, а просто наслаждались праздничной атмосферой большого и, увы, самого дорогого города в мире; во-всяком случае, так говорила официальная статистика. Тель-Авив, или «Весенний Холм», в совокупности со своими соседями — древним пиратским портом Яффо (существовавшим аж с 18-го века до нашей эры), близлежащими городами и поселениями, составлял агломерацию Гуш Дан. Здесь сконцентрировалось огромное количество банков, научных учреждений, высокотехнологичных производств, предприятий, но еще больше — молодых, живых и предприимчивых людей — «золотого запаса» и главного капитала страны. И я не переставал удивляться, как быстро бывшая бесплодная земля совместными усилиями, трудом и смекалкой была превращена в великолепный оазис, вмещавший три с лишним миллиона населения.
Метелка, та окончательно освоилась! Она заводила знакомства с ребятишками и девчонками на набережной, обменивалась адресами и телефонами, бесцеремонно вмешивалась в оживленные чужие разговоры, то есть развлекалась. Кстати, нравы здесь царили самые простые; как пояснил мне Эли, «если незнакомец внезапно начинает что-то грубо орать тебе прямо в лицо, не спеши бить его в ответ! Скорее всего, он вежливо осведомляется, как здоровье твоей драгоценной мамы».
Упрощенный иврит, на котором тараторила дочь, также не являлся помехой, ибо Тель-Авив был космополисом, и схожими языковыми познаниями обладала, наверное, треть, а то и половина населения. Представьте, какое вавилонское столпотворение наличествовало в городе, если здесь собрались репатрианты со всех уголков Земли! Вон та влюбленная парочка точно прилетела из Латинской Америки; вон та чинная «мишпаха» сильно смахивала на типичное бюргерское семейство, и Майка сразу же побежала обниматься со своими предполагаемыми «родственниками» (кстати, она не ошиблась). Две умопомрачительные худые эфиопки в форме ЦАХАЛя с винтовками на костлявых плечиках, оживленная компания подростков в кипах — наверняка они прибыли из Франции знакомиться со страной предков по программам «Сэла» или «Нааэле»; короче говоря, здесь, как и у старика-мореплавателя Ноя, присутствовало «каждой твари по паре». И вы только вообразите, на каком забавном иврите они общались!
В моих руках был фотоаппарат: я вертелся из стороны в сторону, желая запечатлеть практически все, и потому слегка отстал от ребят. Но, прибавив шаг, чтобы ненароком не потеряться, внезапно притормозил у стенда, обклеенного театральными афишами и объявлениями о концертах.
Израиль — и я в который раз убедился в этом! — несомненно, был страной сюрпризов, неожиданных встреч и прочих восточных чудес. Потому что с большого листа глянцевой бумаги на меня снисходительно взирала улыбающаяся, сытая и явно знакомая физиономия. Афиша была аж на трех языках, и я без труда прочитал:
«Игаль ИРХИН. Выдающийся буддийский учитель современности
"МЕДИТИРОВАТЬ — ЭТО ПРОСТО!"
Лекции о свободе ума»
Ниже, шрифтом помельче, перечислялась стоимость участия — за день и за весь курс. Она, как я зорко подметил, по прошествии лет стала превышать «пожертвование» за день ретрита с его учителем, чьим переводчиком Ирхин являлся последние пару десятилетий.
Дальше было набрано опять крупно:
«ТОРОПИТЕСЬ, ВОЗМОЖНЫ СКИДКИ!»
Я тоже снисходительно улыбнулся, ибо припомнил наш недавний с Варварой разговор за утренним чаем: речь шла об успешных бизнесменах от Дхармы… Ирхин, чутко предвидя назревающий межнациональный конфликт в его родной республике, окончательно свалил на «историческую родину». И теперь, изменив на местный манер всего три буковки в своем прежнем имени, все так же лихо и с чисто еврейской смекалкой сбывал «воркшопы по Дзогчену» офисным работникам и скучающим домохозяйкам. Кстати, еще бóльшую активность он развил в интернете, и каждая из записей его лекций приносила несомненный доход этому умному, по-своему талантливому, но беспринципному торговцу «духовным услугами», успешно продающему те тайные (и конечно же не предназначавшиеся для посторонних) знания, коими щедро делился его покойный лама.
Я всмотрелся в фотографию. Еврейский «гуру» еще больше обрюзг и облысел, но эзотерическая косичка по-прежнему украшала остатки его шевелюры, а в проницательных глазах все так же горел предприимчивый блеск. Кстати, я был наслышан, что попутно «выдающийся учитель» успешно окучивал самые разнообразные псевдонаучные организации: начиная от междусобойчика «преподавателей осознанности» и заканчивая какими-то прохиндейскими конторами по «психоанализу».
… «Но, стоило перебраться в Израиль, — лениво произнесла Варя, доедая традиционный кашеобразный «чай» с маслом, солью и цампой, — как он тут же принялся ругать свою новую родину».
«Ну еще бы, — рассудительно отозвался я, — ведь там нужно работать. Да и буддистов вокруг, как я полагаю, раз-два и обчелся… Это ж ты мне как-то выдала изумительную фразу: "Никто и никогда не видел Ирхина работающим"?»
«Не-а, — призналась она и облизала ложку. — Но подмечено конгениально!»
… Итак, поверьте, я не мог пройти мимо такого объявления! И тут же достал жирный красный маркер, который таскал за Метелкой вместе с прочим девчачьим барахлом; между прочим, им она подкрашивала ногти… Огляделся по сторонам. И приписал (пустого места было предостаточно) крупными буквами бессмертную цитату из похождений великого комбинатора Остапа Бендера:
«ПРИЕХАЛ ЖРЕЦ!!! Знаменитый бомбейский брамин (йог).
Сын Крепыша. Любимец Рабиндраната Тагора.
Индийский факир. — Пророк Самуил отвечает на вопросы публики. — Материализация духов и раздача слонов»
(Как вы сами понимаете, разгадать смысл сего тайного послания могли только знатоки и поклонники Ильфа и Петрова.)
«Вот так гораздо лучше!» — удовлетворенно подумал мелкий пакостник. Спрятал фломастер обратно в сумку и быстренько догнал свое еврейское семейство.
— Фатер, ты чем там занимался? — спросила бдительная Метелка. — Афиши изучал?
— Малевал твою любимую буковку «заин» на лбу одного проходимца, — сознался я.
— А-а, молодец! — похвалила дочурка. И сунула мне сладкую вату на палочке.
࿇࿇࿇
Мои лингвистические успехи были не столь впечатляющими по сравнению с Метелкой; нет, я конечно же старательно зазубривал новые словечки, пытался что-то читать на вывесках и указателях (напрочь не понимая смысла), но вот говорить стеснялся. И посему мой иврит, как подметил Эли, носил некую «печать книжности». «Ты говоришь как по учебникам, а надо быть проще! Глотай гласные; ведь "а" — не всегда "а"; к тому же, в этих чертовых огласовках, похоже, разбираются только академики и сабры. Допустим, я до сих пор не могу осилить произношение буквы «айн», — аж Анат потешается! Ну и что же! Главное — тебе нужна языковая практика».
Я последовал этому мудрому совету и сейчас занимался как раз ей, то есть восседал в неустойчивом пластиковом кресле за пластиковым же шатким столиком прямо на улице, жрал типичный израильский завтрак-обед-ужин: фалафель с питой, хумусом и тхиной и пытался общаться с Анат на простейшие темы.
Но разговор не получился: тощая и сутками голодная Метелка, нагулявшая на пляже, по ее собственному выражению, «уж-жасный аппетит», мигом смолотила свою порцию. И сейчас сержантка ушла в кафе, чтобы принести всем по фруктовому салату.
Ее муж распрощался чуть раньше. «Делишки на часик», — весьма мутно сообщил Эли и исчез в потоке машин.
Итак, Метелка залезла с грязными после пляжа ногами на сиденье (не спешите осуждать: ноги на соседнем автобусном кресле являлись здесь обычным делом) и с нетерпен��ем ожидала добавки. Я же листал рекламный проспект, позабытый кем-то на столе, пытаясь врубиться в его смысл, однако то и дело поднимал завидущие глаза на каждую смуглолицую девушку.
… Этот грузовичок в конце улицы мне сразу не понравился; он казался каким-то подозрительным. Да и водитель, припарковав по здешней моде машину самым хамским способом, не спешил выходить из кабины. Он сидел и сидел, присматриваясь к толпам туристов.
После купания в теплом Средиземном море, а также благодаря ощущениям курорта и вечного праздника жизни, я слегка разомлел. И потому не заметил и конечно же не услышал, как машина завелась и тронулась.
Тут двери кафе распахнулись, и из него вышла довольная и счастливая Анат; подняла повыше вазочки, демонстрируя их нам (удивительно, как она могла удерживать сразу три своими маленькими ручками), широко улыбнулась и медленно, дабы не уронить посудины, направилась к нашему столику.
Я тоже улыбнулся и поспешил на помощь. Сделал несколько шагов… и заметил, как резко изменилось ее лицо: оно стало решительным, напряженным и побледнело, если, конечно, смуглая кожа сабров способна на такой фокус. Все так же, то есть с салатами в руках, Анат что-то предупреждающе прокричала посетителям и ринулась в мою сторону. Я не успел осмотреться или обернуться, как сержантка промчалась мимо, разбрасывая на ходу вазочки. Сладкая разноцветная масса залепила мне лицо.
А грузовичок уже был практически рядом: мотор ревел буквально в двух-трех метрах от столиков, выставленных рядом с проезжей частью. Водитель принял вправо, намереваясь зацепить бампером и радиатором как можно больше посетителей; впрочем те уже прыснули куда придется. И посему на пути машины оставался единственный занятый столик, за которым, спиной к движению, беззаботно расположилась Метелка.
Анат прыгнула и распласталась в воздухе, угодив грудью и локтями на плоскость шаткого стола, который мгновенно сложился. Сержантка пролетела дальше по скользкой поверхности, расставив руки. Она сбила Майку вместе со стулом, обняла ее в падении, умудрилась извернуться так, чтобы удар об асфальт пришелся не на дочкину спину… а затем они покатились по тротуару.
Грузовик сшиб и смял несколько пустых столов и стульев, ударился об ограждение и уткнулся в бетонную стенку. Мотор не успел заглохнуть, как из кабины уже выбралось безумное существо со всклокоченной бородой; оно дико завывало и потрясало над головой туристическим топориком. Но случайные прохожие, оказавшиеся на пути террориста, были людьми опытными: они мгновенно рассредоточились — кто-то загнал беззащитную детвору в кафе, несколько пенсионеров дисциплинированно скрылись в соседнем магазинчике, а троица подтянутых парней в ярких футболках и шортах, как и мы, возвращавшихся с пляжа, похватали подручные средства — то есть хлипкие кресла и бесстрашно встали на пути убийцы… Они, несомненно, служили когда-то в ЦАХАЛе, но сегодня, увы, были гражданскими, то есть безоружными…
После заученного кувырка Анат молниеносно вскочила и потянулась к сумочке, валявшейся в метре от раздавленного столика. Метелка тоже хотела подняться, но сержантка пинком свалила ее обратно на асфальт. «Лежи!» — прокричала она, а сама уже доставала из сумки оружие.
Но она опоздала.
Спорым шагом подошедшая к кафе девчушка в развевающемся модном платье (я клянусь — оно было вечерним!) — вдобавок на каблуках, мигом перевела в боевое положение винтовку, казавшуюся на ее плече чужеродным предметом, присела на одно колено; словно на учениях, прицелилась и нажала на курок.
Наверное, она сбила дыхание, и пуля попала в предплечье. Брызнула кровь, разлетелись клочья плоти. Но араб лишь заорал еще громче и бросился в кафе. Обзор был перекрыт, и девчушка распрямилась, чтобы выбрать более удобную позицию. Увы, на это ушла еще пара драгоценных секунд! Однако у кафе террориста настиг второй выстрел — аккурат в затылок: его произвел с противоположной стороны молодой паренек в сержантской форме (скорее всего, он возвращался домой на побывку). Вот что значит выучка: похоже, такие ситуации отрабатывались ими не раз, ибо девчонка без промедления кинулась к кабине и, предусмотрительно прикрывшись низеньким, сугубо декоративным заборчиком из грубых камней, направила дуло на машину. Парни побросали стулья; один страховал солдатку; второй охранял кабину с другой стороны, а третий уже успел забежать за фургон, чтобы из его дверей случайно не нагрянул кто-то еще.
Сержант, держа винтовку наготове, подбежал к телу. Навстречу ему неслась Анат, вооруженная пистолетом; вот, оказывается, какие любопытные вещи может таить в себе модная дамская сумочка. Она профессионально сжимала его двумя руками, а ствол был направлен прямо в голову террориста. Тот дернулся: раз, другой, — и я видел, как дрогнул палец Анат, покоившийся на курке. Но это были лишь предсмертные конвульсии.
Полиция, как всегда и повсеместно, явилась почти мгновенно. Парни выглядели абсолютно спокойными, ибо такие случаи, как вы сами понимаете, не были здесь в диковинку. Один из них, самый бравый и представительный (наверняка шеф), одобрительно похлопал сержанта по плечу. И затем подошел к красавице в вечернем платье. Та сидела, неприлично раздвинув длинные ноги, прямо на разломанной столешнице — то ли расстроенная, то ли злая. Я стирал с физиономии липкий салат и посему слышал весь разговор; кстати, велся он на безупречном «русит».
— Твою мать! — огорченно произнесла девчонка, держа в левой руке модную туфельку со сломанным каблуком; на босой ноге виднелась широченная ссадина. Винтовку она уже успела повесить на плечо; напомню, что военнослужащие ЦАХАЛя не расстаются с личным оружием даже в увольнении, даже «по гражданке» — куда бы ни направлялись. — Ты б знал, — она обращалась к начальнику, который был старше ее раза в два, — сколько я за них выложила!
— Моя любимая мама здесь не при делах! — парировал полицейский. — А вот в следующий раз, когда будешь целиться, умоляю — бери точнее. Неужели не видела, что позади офисный блок? Могло и туда залететь, — вместо вежливого «спасибо, ты выполнила нашу работу», нравоучительно произнес высокий полицейский чин.
— Что-то я тебя не приметила, — огрызнулась солдатка и вновь грустно уставилась на каблук. — Вот и повеселилась! Понимаешь, на свадьбу я бежала — к боевой подружке! А теперь скакать на одной ноге домой, мыться-переобуваться… Точно опоздаю!
Она наконец-то поправила высоко задравшийся подол и припомнила еще несколько словечек из лексикона Метелки.
— Не проблема! — успокоил начальник. — Зато ты сегодня отличилась! Потом зайдешь к нам, дашь координаты, название части и телефон — сообщу командованию… И не бойся, не опоздаешь! Сейчас доставим — и с почетом.
Он бросил через плечо несколько повелительных фраз на иврите, и пред ним предстал ладный крепыш, водитель одной из многочисленных машин с мигалками, что окружили место происшествия. Завидев такую красотку, парень приосанился и сделал стойку — аки хороший охотничий пес!
— Ты замужем? — абсолютно не по протоколу поинтересовался шеф.
Солдатку вовсе не смутила такая прямота. Она взглянула сначала на начальника, потом перевела свои огромные черные глазищи на паренька. И пару раз кокетливо хлопнула накрашенными ресницами.
— Не, не успела, — повинилась девчонка. — Разве когда отслужу…
— Вот и чудесно, — шеф впервые соизволил улыбнуться, — сейчас он отвезет тебя домой, а потом и на свадьбу. Заодно и познакомитесь! Дан, — обратился он к подчиненному, — не забудь включить мигалки. И помни, ты на службе у государства! Что означает: будь вежлив, учтив и не тащи ее «пить кофе» в первый же день!
Водитель вытер ладонь прямо о штаны и учтиво протянул руку предполагаемой спутнице жизни. Та закинула винтовку за спину и благодарно приняла его помощь. Встала, сделала несколько хромающих шажков — да вы сами попробуйте пройтись на одном каблуке! — и опять припомнила чью-то маму. Решительно стащила уцелевшую туфельку, со вздохом сожаления закинула обе в ближайшую мусорную корзину, еще раз громко выругалась и, уже босиком, направилась к полицейской машине.
Высокое начальство проводило ее мерно покачивающуюся туда-сюда попку весьма заинтересованным взглядом.
Офицер наконец-то заметил меня, невольного свидетеля разговора, и, профессионально точно опознав земляка, бросил на «русит»:
— Чудо-девка! Да и наш Дан ей под стать.
— Хорошая семейка выйдет…
— Ага. Уверен! А не позовет на свадьбу — накажу!
Я согласно кивнул, оттер с рожи последние остатки салата, умылся прямо из бутылочки с минералкой (штук семь валялись на асфальте) и пошел искать Метелку. Чувствовал я себя крайне хреново и даже виновато, ибо находился в каких-либо восьми метрах от места боя, но так и не успел и не смог ничего предпринять.
Искать пришлось недолго. Рядом, раздвигая толпу, коротко крякнула и умолкла еще одна сирена — это прибыли парамедики из «Маген Давид Адом». Серьезные бородатые мужики, в униформе и кипах, оперативно выкатили носилки и опрашивали очевидцев на предмет возможных ранений или травм. А двое уже опустились на корточки перед дочкой и стали профессионально быстро ощупывать ее голову, тело и конечности.
Похоже, их участие оказалось излишним. Ибо Метелка была всецело поглощена сразу тремя важными делами. Она по-прежнему сидела на асфальте; левой рукой — с увлечением ковыряла в носу, правой — отколупывала с коленки лоскутик высохшей кожи: это были следы предыдущей травмы, вторично пострадавшие при кувырке на тротуар… Но главное — дочурка упивалась всеобщим вниманием и заботой. Как я уже упоминал, детей (возрастом лет так до двадцати, а то и тридцати) в Израиле любят безмерно и, добавлю, — чрезмерно! Вот почему вокруг «пострадавшей» мигом собрались сердобольные прохожие.
— Здесь болит? А здесь? — приговаривал седой бородатый медбрат; его чуткие загорелые пальцы деликатно ощупывали длинные кости Метелки.
Как и в прошлый раз, дочурка сообразила, что ей выгодней перейти на «первый родной» язык, посему она пару раз отрезала: «Найн!» — и безуспешно попыталась высвободиться от такой нежданной заботы. Но медбрат был настойчив, полагая, что безразличие девочки вызвано шоком. Мда-а… — и столпившиеся люди, и парамедики еще не знали, с кем им довелось столкнуться!
— Да она из Германии, — воскликнула ветхая бабушка, вооруженная зонтиком от солнца, — бедный ребенок! И совсем одна! … У тебя есть папа и мама? — участливо обратилась она к дочке на идиш.
Как известно, немецкий и идиш — близнецы-братья, разве что слова в последнем записываются на иврите («гойский идиш» — так насмешливо говорят европейцы-ашкенази о немецком). Но Метелку угораздило еще раз невпопад ляпнуть «найн». Короткое «нет» конечно же предназначалось медбрату, однако у старушки имелись свои соображения!
— Вы слышали? Вы слышали! — громко и горестно обратилась она к зевакам, — у несчастной девочки нет ни мамы, ни папы! И куда только смотрит наше бессердечное государство! Полицейский, полицейский! — в ее голосе прорезались неожиданно жесткие командные нотки — … Немедленно подойдите сюда! Ребенка надо срочно спасать!
«Ребенок» так зло взглянул на древнюю бабушку и произнес несколько таких гневных фраз на «маме-лошн», что непрошеная благодетельница ошарашенно выронила зонтик. Зато, пока пациентка временно отвлеклась, медик ловко продезинфицировал многострадальную коленку и наклеил на нее бактерицидный пластырь.
Но дело принимало нешуточный оборот, и Метелку следовало выручать! Я стал вежливо раздвигать чужие спины; поймав мой тревожный взгляд, Майка хитро и незаметно подмигнула. А для лучшего понимания — вытянула два пальца и почесала ими нос. На нашем тайном языке жестов сие означало: «Терпение, фатер! Сейчас я подурачусь и перестану!»
От дальнейших разбирательств ее избавила спасительница-Анат; до сего момента она помогала полиции восстановить последовательность событий. Следом на поле брани возник Эли, быстро и окончательно закрывший тему «несчастной немецкой сиротки». И капитан экстренно эвакуировал нас на машине… Между прочим, я успел подметить, что за время его недолгой отлучки номера на автомобиле были заменены.
₪ Вернуться в раздел "Книги" ₪
© Rami Rosenfeld, 2023. CC BY-NC-ND 4.0.