💾 Archived View for tilde.team › ~rami › rb › rb_book_129.gmi captured on 2024-03-21 at 16:22:06. Gemini links have been rewritten to link to archived content
⬅️ Previous capture (2023-09-08)
-=-=-=-=-=-=-
רמי
SUBJECT: Бродяжка в ваджрном круге
AUTHOR: Rami Rosenfeld
DATE: 14/08/23
TIME: 18.00
LANG: ru
LICENSE: CC BY-NC-ND 4.0
TAGS: Dharma, Buddhism, Vajrayana, Dzogchen, Bon, Tibet, India, Buddha, fiction, book, philosophy, history, literature
Моему нежному обонянию повезло: вчерашняя молодая коза не объявилась! Впрочем, я был излишне придирчив; рассуждая здраво, после изрядной толики энергичных банно-прачечных процедур с парой кусков хозяйственного мыла она превратилась бы в симпатичную, веселую и обаятельную девчонку. Чем-то она неуловимо напоминала мне Полинку; а о последней я вспоминал все чаще и чаще — и просто не мог себе в этом признаться. Мысли же о Дашке увы, пока отошли на задний план.
Я расположился на камне в полном одиночестве, привычно просканировал толпу, но мои усилия вновь были тщетными. Вскоре появился Ринпоче. На этот раз суматоха перед лекцией была поменьше, а сам учитель выглядел гораздо бодрее. Уже через пару минут мастер прокашлялся и, не тратя время на приветствие и вступление, энергично произнес:
— Теперь вы знаете, что Дзогчен не является ни Сутрой, ни Тантрой, а его путь нельзя назвать постепенным. Но какие именно воззрения и методы Ати-йоги позволяют нам достичь полной реализации?
Приведу такой пример. Допустим, мы наблюдаем отражение своего лица в зеркале. Но где на самом деле находится отражение? Оно часть самого зеркала? Оно появляется в зеркале извне? Существуют ли отражения вне зеркала? Реальны ли сами объекты и реальны ли их отражения?
Внимательно наблюдая, рано или поздно мы приходим к пониманию, что в зеркале не возникает ничего «вещественного», привнесенного туда извне. Иллюзорны, непостоянны и сами картинки. Однако его чистая незамутненная поверхность непрерывно что-то отражает. Более того, мельчайший осколок зеркала может отобразить огромный мир вокруг.
Само зеркало пусто от отражений, но свойство мгновенно отображать окружающее пространство свидетельствует о неизмеримо огромном потенциале. Более того, зеркало «не думает» и «не выжидает» перед тем, как отобразить. Это происходит спонтанно и молниеносно, точно так же, как светящаяся дорожка на воде появляется в тот же миг, когда луна выглядывает из-за туч. Кроме того, зеркало не прилагает никаких усилий, чтобы отражать. А иллюзорные отражения, проявляющиеся на его поверхности, не затрагивают само зеркало. Зеркало не радуется, когда отображает что-то «хорошее», не грустит, не злится, когда показывает что-то «плохое», и не привязывается к отражениям. Даже если его поверхность чем-то испачкана или замутнена, способность проявлять не исчезает, разве что сами отражения искажаются и приобретают отталкивающие лики.
Итак, теперь мы знаем, что в самом зеркале ничего нет. Тем не менее, процесс отображения непрерывен, и его невозможно прекратить. У него нет ни начала, ни конца. Как в зеркале существует потенциальность возникновения новых и новых отражений, так и в нашем уме непрерывно появляются мысли: одна, другая, третья… Они не только проецируют новые мысли, но и могут вылиться в конкретные действия, то есть привести к поступкам и к их последствиям.
Если мы придем к выводу: «отражения нереальны», то можем ошибочно решить: «тогда реально то, что находится перед зеркалом, — источники отражений». Но это предположение лишь свидетельствует о двойственном мышлении: «здесь — одно, там — другое». И в подобном заблуждении кроется корень всех проблем! Мы считаем, что отражение — это одно; реальность — нечто другое, но дело в том, что наша «реальность» — тоже иллюзия, создаваемая оценочно-рассудочным отношением к ней.
Когда же возникла эта проблема? У нее нет и никогда не было начала, как не было и не будет временных и физических границ, то есть начала и конца у пространства. Эта естественная ошибка, как ни странно, может возникать при непрерывной познавательной активности ума, называемой «ясностью». Чтобы сознание могло проявиться именно как сознание, необходим, пусть вымышленный, «внешний» объект для познания. Так зарождается двойственность. Если ум воспринимает напрямую — не оценивая, не навешивая ярлыки, проблемы не существует. Но она появляется, стóит уму осознать «себя», посчитать «себя» за нечто «отдельное» от окружающего; и тогда неизбежно возникает «другое», «третье», «четвертое», то есть «я» и «остальное». И мы сразу же запутываемся в двойственных восприятиях — в потоке обычного рассудочного ума, называемом «намтóг».
Одним словом, мы жизнь за жизнью пытаемся разглядеть окружающую реальность и сторонние объекты сквозь телескоп или сильные очки, стараясь зафиксировать их в привычных, но измышленных понятиях. Мы непрерывно заняты тем, что скрупулезно составляем классификации, каталоги и списки. Но сейчас настала пора снять очки и просто подойти к зеркалу!
Чтобы разрешить проблему двойственного видения, учения Великого Совершенства дают нам прямые методы обнаружения изначально просветленного состояния ума. Традиционно считается, что первым учителем Ати-йоги в мире людей был Гараб Дордже (на санскрите — Прахеваджра), он же «Радостный мертвец». Гараб Дордже был полностью реализованным существом и родился через триста шестьдесят лет после паринирваны Будды — в 184-м году до нашей эры в царстве Уддияна.
Из цикла тайных наставлений «Вима ньингтиг», созданного в восьмом веке великим Вималамитрой, мы знаем также, что ему предшествовали еще двенадцать учителей Дзогчена, и даже можем перечислить имена каждого (последним, двенадцатым, считается сам Будда Шакьямуни), но остальные явили себя так давно, что невозможно отследить эпохи, в которых они действовали.
Попутно отмечу: в Боне полагают, что их непрерывная линия передачи Дзогпа Ченпо является гораздо более древней, а суть Дзогчена изложена в сокровенном бонском учении «Шанг-Шунг ненгьюд», однако мы, буддисты, предпочитаем считать первым учителем именно Гараба Дордже.
Изначально учения Дзогчена идут от ади-Будды Самантабхадры, олицетворяющего Дхармакайю. Самантабхадра передал их будде Ваджрасаттве на уровень Самбхогакайи. Последний даровал их Прахеваджре, которого относят к измерению Нирманакайи.
От Гараба Дордже линия передачи распространялась через Манджушримитру, Шри Сингху, Падмасамбхаву, Вималамитру и Вайрочану. Что интересно, Гуру Ринпоче был родом из Уддияны, существовавшей меж Афганистаном и Пакистаном; Манджушримитра был индийцем, Вайрочана — тибетцем, Вималамитра — кашмирцем, а Шри Сингха — появился откуда-то из-за гор Памира и Каракорума. И это лишний раз свидетельствует: учения Дзогчена не имеют каких-то национальных, временных или пространственных ограничений.
Мать Гараба Дордже, Судхарма, была дочерью царя Уддияны. Еще в молодости она приняла монашеские обеты, но, получив видéние во время практики, Судхарма внезапно забеременела. Испугавшись огласки, она оставила новорожденного в яме с золою, закидав ее мусором. Однако, раскаявшись в поступке через несколько дней, она вернулась к сыну и увидела, что тот, живой и здоровый, сидит и играет в золе… «Мама, — радостно воскликнул младенец, — сквозь ветки и камни все равно видны звезды!»
Она принесла сына во дворец, и все решили, что Гараб Дордже — необычное воплощение какого-то высочайшего учителя. Будучи совсем маленьким, он стал декламировать по памяти коренные тантры, например — так называемую «семенную тантру-венец» «Единственный сын всех будд», полученную им напрямую от Ваджрасаттвы. А в семь лет — победил в философском диспуте всех ученых страны. Слава о нем быстро разнеслась за границы Уддияны и достигла Индии. Весть о том, что какой-то мальчик дает учение, выходящее за пределы закона причины и следствия — основу Дхармы, весьма всполошила местных буддийских пандитов. И они отправили известного полемика, логика и интеллектуала Манджушримитру в Уддияну; тот должен был разгромить в философском споре этого «маленького еретика».
Замечу также, что в истории это не единственный случай недопонимания высочайших учений. У Ваджрного трона в Бодхгайе Падмакара объявил, что он — самовозникший будда. Но уровень развития людей в то время был таков, что они не могли поверить, будто закон причины и следствия действует не всегда, вот почему они стали поносить Лотосорожденного.
… Итак, прибыв ко двору, Манджушримитра вступил с Гарабом Дордже в энергичный диспут, однако к своему полному конфузу вскоре убедился, что воззрение, излагаемое мальчишкой, абсолютно неуязвимо, более того — полностью превосходит его собственные интеллектуальные способности. Самонадеянный Манджушримитра, слывший величайшим ученым, признался Гарабу Дордже, что явился с единственной целью — победить в споре! Он выразил нижайшее раскаяние и попросил взять его в ученики. Гараб Дордже тут же простил индийского ученого, но распорядился собрать все свои аргументы, при помощи которых была одержана победа, в единый обстоятельный труд. Этот текст, «Созерцание бодхичитты», сохранился до наших дней.
Квинтэссенцию наставлений Прахеваджры и, следовательно, всего учения Дзогчен, можно свес��и к так называемым «Трем Заветам Гараба Дордже», которые он оставил в момент перехода в Радужное тело. Вот они:
Первый завет — ознакомление с природой собственного ума. Мы получаем Прямое введение в природу собственного ума от компетентного и аутентичного учителя.
Второй завет — мы не остаемся в сомнении. Но в каком? В том, чтó именно получили — хотя этот термин условен, потому что «получить природу ума» от кого-то невозможно, ведь она и так неразлучно пребывает с нами. Единственное, что мы обрели — указующие прямые наставления и «вкус сахара», который нельзя с чем-то спутать. Правильнее всего назвать его «недвойственным знанием». Необходимо возобновлять и приумножать этот непосредственный опыт в повседневной личной практике, и тогда наши сомнения вновь и вновь будут саморастворяться, пока не исчезнут навсегда.
Третий завет — мы продолжаем так дальше, то есть посвящаем себя практике, пока не достигнем полной реализации — непрерывного нахождения в недвойственном состоянии мгновенного присутствия, или осознавания.
Первый завет непосредственно демонстрирует на практике: наше состояние освобождено, освобождено прямо сейчас! И основа этого состояния — сущность, природа и энергия. Это не три отдельные вещи, а их совокупность, как у зеркала: его пустотная сущность; потенциальность, то есть способность отражать, и непрерывное проявление отражений. Если бы зеркало не было изначально «пустым», оно не смогло бы вообще ничего отражать — в нем «не хватало бы места» чему-то иному. И потому отражения возникают из пустоты, исчезая в ней же.
Мы освобождены, значит нет ничего, что может прийти извне, «дополнив» или «обогатив» нас, потому что мы и так имеем все и изначально совершенны. Мы — как бедняк, как нищий, который мирно спит в пещере, подложив под голову огромный самородок золота, не подозревая о его реальной ценности… Нам нечего получать, нечего ожидать, не на что надеяться или предвкушать, незачем огорчаться, если ожидания не сбываются. Нужно лишь умело использовать то, что уже имеется! Нет смысла «выходить за границы», «открывать третий глаз», стремиться достичь «иного измерения», каких-то райских обителей, «седьмого неба», девятой степени архатства; наоборот, следует погрузиться внутрь и постичь собственное состояние.
Осознайте следующее: разница лишь в том, что наша личная сансара обусловлена иллюзорным видением и неуправляемым потоком мыслей; нирвана же — это чистое присутствие, которое в учениях Ати называется «ригпа». И от полной реализации нас отдаляет лишь тотальное непонимание этого факта. Вот почему утверждается, что главное в Дзогчене — не созерцание (практика), но воззрение. Однако помните: воззрение Дзогчена не изложено в тысячах томов комментариев, как это принято в школах, подобных Гелуг, ибо его нельзя сформулировать словами. Воззрение Дзогчена — это понимание сути, достигнутое путем личного опыта.
Гараб Дордже сказал так: «При возникновении мыслей мы наблюдаем и присутствуем в них». Мысль возникает, и мы оказываемся в ее измерении. И тогда мысль самоосвобождается, а мы не следуем за нею. И это означает, что мы тоже самоосвобождаемся. После этого уже не столь важно: появляются ли мысли, или мы, наоборот, полностью свободны от них.
Большая ошибка считать Дзогчен состоянием «вообще без мыслей». Состояние без мыслей, нахождение в каком-то «промежутке» между ними — всего лишь очередное переживание, возникающее в двойственном уме. Если бы просветление заключалось в состоянии безмыслия, достаточно было периодически бить себя по голове чем-то тяжелым, чтобы «отключаться» от мыслей. Но это — точно не просветление!
Естественное состояние полностью запредельно оценивающему уму, равно как и не подвластно закону причины и следствия. Мадхьямаки утверждают, что пустота может быть познана мыслью, но с высоты воззрения Ати-йоги любая попытка «ухватить», «удержать» шуньяту будет лишь очередной двойственной рассудочной деятельностью, а не состоянием Великого Совершенства. Об этом отлично сказал в начале семнадцатого века йогин Целе Нанцог Рангдрол: «Иссохшая теория концептуального мыслетворчества, возникшая из бесчисленных спекуляций и множества противоречий, не имеет ничего общего с видением природы своего ума».
Другой непревзойденный практик, Гампопа, отметил как-то: «Адепты Парамитаяны упражняются в медитации, опираясь на тексты, умозаключения и убежденность, что взаимозависимое происхождение и прочее переживаются на опыте, оставаясь при этом лишенными самосущей природы. Подобным образом они "создают" пустотность, движимые преданной устремленностью. Такова Мадхьямака, подразумевающая двойственное восприятие, участвующее в поддержании идеи о существовании медитирующего и объекта медитации. Но подобным образом не реализовать воззрение!»
Я хочу, чтобы вы хорошенько запомнили, поэтому повторюсь… Дзогчен — это не путь преображения, как тантра, а путь самоосвобождения. Мгновенно постигнув в результате прямой передачи «вкус» природы собственного ума, мы повторяем этот опыт снова и снова и полностью убеждаемся в его действенности. Именно поэтому не столь важно, какие мысли приходят в голову: вследствие постижения чистой и незамутненной природы ума мы осознаем, что все они — ее неотъемлемые проявления. И тогда мы неизменно находимся в «ригпа», состоянии присутствия.
Но чистое присутствие — не безмятежное пребывание в покое и умиротворенности, то есть в «заблокированном» состоянии безмыслия. Оно включает в себя все проявления, в первую очередь — движение, ведь и оно — часть нашего состояния. Движение свидетельствует о творческой и непрерывной энергии пространства, о его потенциале. Все пространство буквально пронизано им! И даже сам исторический Будда вначале не был свободен от ошибок. Лалитавистара-сутра говорит, что Шакьямуни пребывал на берегу Нараньяны в «самадхи неподвижности», когда Будда Нерушимые Небеса явился пред ним и произнес: «Твое медитативное состояние несовершенно! С его помощью не достичь абсолютного. Просто наполни свой ум светоносностью». И Гаутама тут же навсегда оставил «заблокированное самадхи», осознав, что это в корне неверный путь.
Движение наших мыслей можно сравнить с бурными океанскими волнами: они непрестанно возникают, колышутся, играют и неизменно исчезают, но все происходит лишь на поверхности. Стоит погрузиться немного глубже, как мы увидим: океан всегда спокоен. Если мы постигнем это на опыте, последний приведет к тому, что любая мысль будет мгновенно самоосвобождаться. И тогда нет никакой необходимости отказываться от «плохих» мыслей, отгонять их, как в Сутраяне; равно как отпадает надобность преображать мысли, уподобляясь практикам Ваджраяны. Соответственно, на все окружающие предметы или явления больше не навешиваются никакие ментальные «ярлыки»: «это мне нравится», «не нравится», «а вот к этому я вообще безразличен».
И тогда мы окончательно свободны!
₪ Вернуться в раздел "Книги" ₪
© Rami Rosenfeld, 2023. CC BY-NC-ND 4.0.