💾 Archived View for tilde.team › ~rami › rb › rb_book_057.gmi captured on 2024-03-21 at 16:21:14. Gemini links have been rewritten to link to archived content
⬅️ Previous capture (2023-09-08)
-=-=-=-=-=-=-
רמי
SUBJECT: Бродяжка в ваджрном круге
AUTHOR: Rami Rosenfeld
DATE: 14/08/23
TIME: 18.00
LANG: ru
LICENSE: CC BY-NC-ND 4.0
TAGS: Dharma, Buddhism, Vajrayana, Dzogchen, Bon, Tibet, India, Buddha, fiction, book, philosophy, history, literature
Далее следовали два больших конверта с одинаковыми датами. Первый содержал схему поселения и храма, фотографии и нескончаемую опись находок, напечатанную на полуразбитой пишущей машинке. Во втором лежала огромная стопка фотографий; каждая была аккуратно и последовательно пронумерована. Снимки запечатлели практически одно и то же: длинные, ветхие и потемневшие листы из толстой бумаги или, возможно, кожи, густо исписанные символами. Кое-где встречались малопонятные рисунки.
Я вздохнул, ощущая себя полным идиотом, и запаковал все обратно.
В самом низу кипы документов оказалась зелененькая ученическая тетрадка в линейку; раньше она находилась сверху, но я, намереваясь сложить бумаги обратно в первоначальном порядке, перевернул всю стопку. Повинуясь скорее долгу, заставлявшему доводить любую работу до конца, нежели личному любопытству, я раскрыл ее и принялся небрежно листать.
Первые несколько страниц покрывали карандашные наброски полуразбитой посуды с пометками: место нахождения; дата и предполагаемый век. Я заметил, что заметки сильно отличались от записей Сергея — почерк был тщательным, тонким, хоть и выглядел полудетским. К тому же, рука неизвестного художника обладала известной долей твердости и экспрессии.
Странице на десятой эскизы археологических находок закончились. Отдельный разворот был посвящен мудреному перечислению сложных составных имен и многочисленных дат рождения-смерти, покрывавших аж полтора или два тысячелетия… Все это весьма походило на чье-то запутанное генеалогическое древо. А дальше… дальше я наткнулся на целый рассказ.
࿇࿇࿇
Скала была высокой, абсолютно голой и отвесной. Она возвышалась над маленьким каменистым островком, затерявшемся в океане и непрерывно содрогавшемся от ударов огромных волн. Брызги и пена, фонтаном взмывавшие от столкновения суши и воды, почти достигали ее вершины — того места, где на небольшом уступе, открытом любому ветру, жила семья орлов. Гораздо ниже их гнезда, меж утесов, галдела огромная колония чаек, а внизу, в волнах, частенько резвились дельфины.
Орлы поселились там очень давно. Так давно, что никто и не помнил — имелось ли в истории их семьи какое-то другое место обитания. Долгая орлиная жизнь и цепкая память позволяли им хранить рассказанные еще прадедушками семейные предания об основателе рода, прилетевшем на этот островок с далекого-далекого материка. Поговаривали, что у Первого Орла был острый ум, скверный характер, не позволявший ему уживаться с сородичами, а также неимоверная гордость, из-за которой он поругался со своим племенем и навсегда оставил родное гнездо.
Орлиное жилище ютилось в неглубокой пещерке над самым обрывом. Недавно в семье появилось пополнение. Из трех яиц одно сорвалось в пропасть, второго птенца похитили жадные и крикливые чайки, стоило маме на минутку отлучиться по своим орлиным делам. Но третий выжил. Остатки разбитой скорлупы еще валялись вокруг, а сам он только что открыл глаза. Но взгляд у него уже был орлиным: он мог одинаково хорошо различить каждую веточку своего ненадежного гнезда, сосчитать все перья в мамином хвосте, прикрывавшем его от ураганных порывов ветра, рассмотреть чаек, качавшихся в прибое у скал. Только на одном объекте птенец никак не мог сфокусировать свой взгляд: если смотреть прямо-прямо, стараясь не мигать от света холодного белесого солнца, то он неизменно натыкался на странную горизонтальную линию. Там обрывался серо-зеленый океан, и начиналась непонятная синева, которая поднималась вверх, все выше и выше. Стоило вглядеться в эту синеву, как в нее можно было провалиться. И тогда орленок не понимал — где заканчивается он сам, а где начинается неизвестность.
Несмотря на суровость береговой линии, остров таил в глубине зеленый ковер травы, к которому льнула небольшая рощица, державшаяся за землю узловатыми корнями, чтобы не быть выкорчеванной ледяными ветрами. В ней обитала разнообразная живность, способная пережить в своих норках любую стужу и непогоду.
Отец-орел только что прилетел с добычей — маленьким кротом, пойманным где-то неподалеку от прибрежных скал и сразу же придушенным мощным клювом… «Зачем же крот забрел сюда?» — подумал орел, выследив добычу среди низкого кустарника. Он спланировал, широко расправив крылья, и тяжело опустился на уступ. Потом пригладил перья и оторвал кусочек еще живой плоти: «Держи, сын!»
— Пап, — внезапно спросил орленок, — а ему больно?
— Конечно больно, — не удивился вопросу отец. — Больно всем и всегда. Больно было твоему неродившемуся брату, когда он вместе со своим яйцом рухнул со скалы и разбился о камни. А ведь он уже собирался вылупиться. Больно было и твоей сестре, которую украли, заклевали и съели чайки. Больно было и мне, когда я повздорил из-за добычи с орлом, прилетевшим с соседнего острова; видишь: в моем крыле не хватает нескольких перьев… Мыши, кроты, чайки и рыба существуют для того, чтобы мы ловили их. Но все связано между собой: однажды умру я, однажды не станет и тебя. Мы свалимся со скалы мягким мешком из перьев, а потом нас съедят. Ты сам превратишься в пищу для насекомых, рачков, рыб и птиц. И это будет правильно. Таков закон.
Птенец проглотил еще один кусочек вяло шевелящегося мяса и поточил окровавленный клюв о камешек.
— Скажи, а что это синеет вдали?
— Где? — не понял отец.
— Ну вон там… смотри! — орленок махнул крылом.
— А-а… Это просто воздух. Небо. Оно синее, потому что нигде не кончается.
— А там, в небе, тоже можно летать, пап? Ты был там?
— Летать можно повсюду, сын. Воздух везде одинаково чист.
— А далеко… ну это… — орленок замялся. — Далеко лететь до неба?
— Нет, сын, — усмехнулся орел. — Небо всегда с тобой. Небо — на расстоянии вытянутого крыла. Но долететь до края неба нельзя — у него нет ни конца, ни начала.
— Но в какую именно сторону нужно лететь, чтобы очутиться в небе?
— Оно прямо здесь и сейчас, в какую бы сторону ты ни посмотрел. Тебе не нужно искать единственно правильный маршрут. Ты — орел и волен сам выбирать любое направление. И небо всегда окажется с тобой.
Для птенца все это было очень сложно, и насытившийся орленок быстро задремал. Его темное оперение умело жадно поглощать даже самые слабые лучики солнца, поэтому он согрелся. Орел же прохаживался по уступу, изредка взмахивая крыльями, чтобы не быть снесенным особо резким и коварным порывом ветра, и о чем-то размышлял.
Надо сказать, что орел не слыл особо злым или особо добрым. Не был он и привязан к своему птенцу — у орлов вообще так не заведено… Свить гнездо, слетать за едою, накормить потомство и научить его летать: вот и все орлиные заботы. Большей частью же орлы проводят свою жизнь в одиночестве — в небе. У орлов нет родственных чувств, они не живут в стаях, как чайки. Кто вообще знает — о чем им думается в бескрайней синей пустоте, да и думается ли вообще.
Орел прервал свои размышления. Он подобрался к гнезду и… сильным ударом крыла внезапно сбросил птенца прямо в пропасть.
— Па-а-ап! — раздался испуганный и растерянный вопль орленка, камнем падающего со скалы.
— Ты можешь! — крикнул вслед отец. — Мы — орлы. Ты умеешь летать!
Тугой встречный воздух и увеличивающаяся скорость падения не давали орленку расправить крылья. После пары судорожных взмахов его чудом прижало восходящим потоком к уступу, находившемуся ниже. Орленок вжался в утес. Маленькое сердце выпрыгивало из груди. Ему хотелось быть одним целым с камнем, но только никогда, никогда больше не покидать этот уютный узкий карниз! Однако ощущение падения и единения с пустым свободным пространством было не просто пугающим, но чем-то волнующим и завораживающим одновременно.
Орленок уже успел отдышаться, когда рядом спланировал и мягко приземлился отец.
— Па-а-ап? — только и смог еще раз выдавить из пересохшего клюва ошеломленный орленок.
— Вот оно! — сказал орел.
— Что «оно»? — не понял птенец.
— Это и есть «летать». Это и есть небо. Теперь ты понял?
— Но я же падал… — засомневался орленок.
— Нет, сын. Падать — это тоже летать. Нельзя все время лететь вверх. Ты думаешь, что падаешь и вот-вот разобьешься о скалы. Но на самом деле, стóит хорошенько расправить крылья, как тебя сразу же подымет ввысь.
— А для полета надо все время махать ими? — спросил сын.
— Чепуха! — усмехнулся отец. — Ты ж не воробей! Чем сильнее ветер, который тебе противостоит, тем меньше ты должен ему сопротивляться. Просто пошире раскрой крылья. Не борись с ним, но используй его силу, и тогда станешь единым целым с небом. И в любой ураган тебя будут окружать спокойствие и безмолвие. Это и называется «парить в пространстве».
Орленок раздумывал. Ему не хотелось расставаться с утесом, но какое-то подспудное чувство непреодолимо подталкивало еще раз испробовать опыт падения… Или полета?!
— А зачем ты сбросил меня на скалы? — спросил он у отца. — Почему н�� рассказал вначале, что значит «летать»? Ведь я мог разбиться!
— Это глупо! — ответил отец.
— Что глупо?
— Глупо пытаться объяснить «небо» и «полет» обычными словами. На свете есть много забавных зверушек, которые деловито снуют по земле или боязливо прячутся в норках. И они непрерывно судачат только об одном — как можно взмыть в воздух или поплавать в океане. Но я ни разу не видел, чтобы кто-то из них взлетел в небо или прыгнул в воду. Поэтому-то они так завидуют нам. Или распускают нелепые слухи: «Летать надо учиться!» … «В небе ужасно опасно!»
Орел помолчал.
— Ты можешь ощутить, что такое полет, лишь находясь в воздухе. Ты можешь испробовать вкус неба, лишь паря в нем… Кстати, скажи, сын: ты почувствовал его?
— Я… — замялся птенец. — Вкус, он такой… одним словом… Нет! — наконец-то честно признался орленок.
— Хорошо, что не соврал! — похвалил отец. — У неба нет вкуса, нет запаха и даже цвета. Терпкий запах неба, который ты сейчас чувствуешь — это всего лишь запах прибрежных водорослей. В глубине острова — он совсем другой, там воздух будет наполнен ароматом цветов и свежей травы. А вкус неба — это всего лишь соль морской воды, которая долетает до нашего гнезда вместе с пеной и брызгами.
— Скажи, пап, — опять задумался сын, — а так было всегда?
— Так было всегда, — ответил орел. — Меня спихнул со скалы мой собственный отец, а его, совсем маленьким — столкнул твой дед.
— А как же… а как же, — запнулся орленок, — а кто скинул со скалы самого Первого Орла?
— Никто! — отрезал отец. — Он стоял слишком близко к обрыву, и его сдуло порывом ветра. Не повезло бедняге!
— И что же произошло?
— Как это «что»? Он не успел вовремя расправить крылья и со всей силы шмякнулся об острые прибрежные камни. Ну а то, что осталось, доели рыбы. С орлами случается и такое! — засмеялся отец.
— Да ну-у?! — недоверчиво раскрыл глаза птенец.
— Нет, — еще раз усмехнулся отец. — Просто никогда не было никакого «Первого Орла». Орлы существовали всегда! … А теперь, сын, если ты уже успел наболтаться, давай-ка лучше полетаем. Смотри, как это делаю я…
Орел и орленок бесстрашно соскользнули с уступа прямо в пропасть. Через мгновение они уже парили высоко над островком. Слившись с ветром, они не ощущали более его порывов, а небо на такой высоте утратило вкус соли и запах водорослей, но лишь бередило маленькие легкие орленка резким ледяным ощущением свободы. Оттуда, с высоты орлиного полета, они могли разглядеть весь остров и любую мельчайшую деталь — вплоть до мышонка в траве или рыбешки в глубине океана. А то, что скрывалось за синим горизонтом, казалось теперь не столь важным, потому что орленок был уверен — и там тоже находится небо.
࿇࿇࿇
Неряшливые пятна, испачкавшие страницу, сильно походили на следы глины вперемешку с остатками кофе или чая. Под последней строкой жирной красной ручкой наискосок было небрежно написано:
«Молодец, школьница! Садись, "пять"!»
Рядом Сергей нарисовал большой подмигивающий смайлик.
₪ Вернуться в раздел "Книги" ₪
© Rami Rosenfeld, 2023. CC BY-NC-ND 4.0.