💾 Archived View for tilde.team › ~rami › rb › rb_book_045.gmi captured on 2024-03-21 at 16:21:06. Gemini links have been rewritten to link to archived content
⬅️ Previous capture (2023-09-08)
-=-=-=-=-=-=-
רמי
SUBJECT: Бродяжка в ваджрном круге
AUTHOR: Rami Rosenfeld
DATE: 14/08/23
TIME: 18.00
LANG: ru
LICENSE: CC BY-NC-ND 4.0
TAGS: Dharma, Buddhism, Vajrayana, Dzogchen, Bon, Tibet, India, Buddha, fiction, book, philosophy, history, literature
Я вздрогнул:
— Ты чего?
— Ага… теперь все понятно. Елки-палки… вот же денек выдался! И все складывается один к одному! Это ж твой тезка, правда? Тоже Серега! И по совместительству — мой однокурсничек, разве что группы были разными: тот сразу целенаправленно в востоковедение ушел.
— Не ошибаешься? — я поразился банальности собственных слов.
— Нет! Конечно, больше четверти века прошло; последний раз мы виделись, наверное, на выпускной пьянке. И все: разошлись наши стежки-дорожки. Потом как-то общий друг на встрече курса упомянул, что Сережка теперь в погонах ходит и большим человеком стал. Правда я особо того знакомца не расспрашивал, лишь подумал: «вот же Серый дурак!» … Он тут изменился, возмужал, но узнать можно.
— И что скажешь?
— Много чего! Давай так: зайдем ко мне, поведаю, что помню… Благоверной все равно допоздна не будет. По образованию она у меня филолог, по совместительству — главная редакторша полугламурного глянцевого женского журнальчика. Почему «полу-» — объясню: до гламурного не дотягивает, ибо городок у нас — обычный областной центр, сам понимаешь, со «светскими львицами» тут напряг! Вот и перебиваются перепечаткой желтых новостей про сраных «звезд» и сплетен, почерпнутых в интернете. Но и до бульварщины пока не совсем опустились… Что-то среднее между доморощенными «советами домашнего психолога», «письмами читательниц», «посевными астропрогнозами», кулинарными рецептами и фотоконкурсами «Как я провел лето» и «Мисс-полная-дурочка». Все «мисс» как на подбор: почему-то жирные, толстозадые, с крестьянскими икрами и ступнями!
— Зато трудится допоздна… В этом хоть тебе определенный плюс.
Он устало отмахнулся, отпирая двери:
— Да какое там «трудится»! «Корпоративчик» у них сегодня очередной, то есть обычная пьянка с шампанским, водярой из пластиковых стаканчиков, бутербродами из издательского буфета и несмышлеными мальчиками-журналистами. Фу, гадость какая! — Савелия передернуло. — Я как-то туда забрел — еще в те давние времена, когда ее после работы встречал, потом перестал; правда, со своим персональным пузырем. Веришь, так мерзко стало, что поллитру в одну харю усосал, да еще и мордобой учинил. Мальчики — врассыпную; охрану вызвали. Вот этот зуб, — он показал дырку, — там потерял. Зато им навешал хорошенько! Хоть удовольствие получил!
— Молодец! И часто эти корпоративы случаются?
— Частенько! Серый, на кухне лакать не будем, уйдем в мое логово. Там и курить можно, и никто к нам не сунется. Это моя личная территория: отстоял! Заодно и маленький музейчик посмотришь, — произнес Савва с нескрываемой гордостью.
Мы перетащили в комнатушку бутылку водки, две стопки, пепельницу и тарелочку с хлебом-сыром.
Следующие полчаса ушли на рассматривание экспонатов домашнего музея Савелия. Судя по всему, он действительно был увлечен своими сорбскими изысканиями, потому что тот энтузиазм, с которым историк показывал какие-то косточки, черепки, осколки примитивного фаянса и грубо выделанные заржавевшие рыболовные крючки, внезапно передался и мне. Я с интересом щупал руками лаузицкие национальные женские костюмы, листал схемы оборонительных валов, старые библии и фотоальбомы конца девятнадцатого века. Савелий сыпал подробностями, глаза его возбужденно блестели. Память у историка действительно была уникальной. Наконец он угомонился, и я ощутил, что мы как-то спонтанно и синхронно протрезвели. И сдружились.
— Серег, извини, что нагрузил! Веришь, просто с кем-то порядочным хотелось поделиться своей единственной радостью и увлечением! Жене-то это пофиг! Сейчас мы хлопнем…
— Спасибо за «порядочного»! И еще: скорее всего, в управлении я теперь прослыву самым крупным специалистом по твоему Баутцену и окрестностям… Я, кстати, уже налил. Долбани и рассказывай.
— Ну так вот. Давай-ка за Сережку, так правильнее! Потому что первое слово, которое могу сказать про твоего тезку, будет одно. И оно — абсолютно верное и точное! «Удачливый»! В этом я убедился сам: это ж он меня дважды на раскопки в Среднюю Азию сманил. Правда, я потом в любимое Верхнее Лужице все равно успел смотаться!
Ну так вот, представь: Серега всегда знал — и я специально поставил бы здесь восклицательный знак — где и что искать! Как будто чутье у него было особое, археологическое. Прикинь сам: приезжаем мы, желторотые студентики-практиканты, на раскопки. Поутру в палатке руководства собирается куча спецов, докторов и кандидатов наук — бородатых, немытых и обожженных солнцем, которые всю жизнь в таких пустынях просидели, и они тихо-мирно обсуждают план действий: с чего начать и так далее. Наш главный рисует предполагаемый план поселения, исходя, естественно, из местности, внешних признаков, данных георазведки, аэрофотосъемки… А этот наглец издалека карту минут двадцать рассматривает, потом подходит и внезапно заявляет: «В эту сторону двигаться надо».
Все на него шикают: «ты, мол, кто таков?» Ну а руководитель вежливо осведомляется: «А почему, уважаемый коллега, вы так считаете?» Серега берет чистый листик бумаги и спокойно отвечает: «А я знаю, что именно так — правильно!» … Заметь: «знаю»! И рисует: сначала внутренний квадрат, потом — круг, который его пересекает, в них вписывает шестиугольник, потом — снова квадрат, уже внешний. И поясняет: «Этот отрог гор — на востоке, сейчас мы стоим к нему спиною. Следовательно, главные ворота — вот они; потому что город задумывался и строился как мандала. Центр — здесь; а храм — там». Потом ставит крестик и говорит: «Вот отсюда надо начинать».
— И что же?
— Главный, то есть профессор и доктор Моисей Борисович Штайнберг (царство ему небесное — великий человек был), вежливо отвечает: «Хорошо, коллега, хорошо. Обязательно! Но только — в следующий сезон. Договорились?» Все в палатке ка-а-к грохнут! А Сереге — хоть бы что. Просто отошел в сторону. И не обиделся, похоже.
Ладно, проехали… Днем спрашиваем: «А нам чем заняться?» Заместитель говорит: «К серьезной работе подпускать пока не будем. Начните что ли грунт и мусор выносить»… День носим, два носим, на третий — местных жителей пригнали в качестве бесплатной рабочей силы. Ну и нам тогда так насмешливо советуют: «Хотите, берите лопатки и ройтесь, где понравится. Может, клад откопаете».
— А вы что?
— Вот тут, Серег, самая чертовщина-то и начинается. Наступил вечер. Южные звезды — просто о-бал-деть! И полнолуние. Тезка твой говорит: «Савва, пойдем в пустыне посидим». И на пару кустиков показывает, в километре примерно. Мы туда пришли, костерчик развели, чай поставили. Невдалеке — еще кусты. Сидим-отдыхаем; хорошо нам… Я, похоже, придремал, будто кто на меня специально сон нагнал. Внезапно смотрю — нет его! Луна за тучку спряталась, и хоть глаза выколи. Я в свете костра по кругу двинулся, высматриваю — куда ж он запропастился? Вижу — сидит в тридцати метрах от меня, ноги скрестил. Спокойно-спокойно так восседает, руки на коленях лежат. Я к нему было направился, а он тихонько, но внятно говорит: «Не подходи. Змеи вокруг. Наступить можешь». И присвистнул пару раз легонечко: «Тсс-тс-с».
— Змеи?
— Это ты к нашему сегодняшнему разговору? Ох… а я об этом даже и не подумал. Да, змеи! Короче говоря, встал я, как вкопанный, и присмотрелся. И в отблесках костерка вижу такую странную картину — до сих пор зябко делается! — вокруг него столбиками четыре песчаные эфы раскачиваются, словно кланяются. И звук какой-то в воздухе висит… специфичный.
— И что же?
— У них яд — просто ужасный! А он держит что-то такое в руках, э-э… малозаметное… — предмет какой-то поблескивает. И как бы играется им. Эфы — головы то ниже, то выше, словно кивают в знак согласия. Причем синхронно! Затем… затем он сделал вот такое движение, — Савелий соединил руки в пригоршню и изобразил, что раскидывает что-то в разные стороны.
— Песок?
— Нет, точно не песок. Скорее всего это, Серег, был рис. Да, точно рис: белое что-то летело! Немножко совсем риса.
А потом… потом не стало змей. Исчезли! Он встал, подошел ближе и говорит: «Главное — не бояться, понял? Но помнить — они здесь хозяева, не мы!» И спать двинулся.
А на следующий день наступил полный цирк.
— В смысле?
— Вся экспедиция четвертый день роет-копает; рабочие только успевают грунт откидывать. Результат — нулевой! Таджики и прочие киргизы посмеиваются. А наш Серега командует: «Савелий, бери-ка лопатку, пройдемся». И вернулись мы на прежнее место. А там, оказывается (я и не заметил ночью), небольшая возвышенность была, круг такой своеобразный, в котором он и восседал. Мини-бархан или, скорее, холмик.
Он присмотрелся, дунул-плюнул на руки и за лопатку схватился. Говорит: «Начнем, пожалуй, отсюда!» И знаешь, какое он первое движение сделал? Не такое, как яму или канаву начинают копать, тем более — в сухом-сухом и тысячи раз провеянном песке. А как будто прокалывал что-то! Или корень у одного из кустиков отрубал. Я только сейчас осознал: ведь он очень точно этот удар нанес. Расчетливо!
— Понял. И что случилось?
— Поскольку это была возвышенность, песок внезапно заструился вниз, нам даже отойти пришлось. Как будто огромное тысячелетнее покрывало кто-то сдернул. Я смотрю на холмик и офигеваю: обнажилась древняя кладка и часть крыши с резным украшением. Тут уж мы с лопатами навалились — дай дорогу! Часа два проработали. Нас, кстати, со стороны и видно не было: тот самый холмик прикрывал. По внешним признакам понимаем — здание-то огромное, в хорошей сохранности. Песок как бы сам осыпается, вот уже и верхняя арка входа появилась. А мы все глубже и глубже вниз уходим, как экскаватор «Вольво».
Уморились, взопрели… Я из фляжки чай наливаю, ему протягиваю. Он маленький глоточек отпил, а всю чашку внезапно в песок веером вылил! И смеется: «Пусть зверюшки тоже попьют!»
— А что, там зверюшки были какие?
— Так в том-то и вопрос: на квадратный километр — пара полудохлых от жары мышек. Да и вода сразу в песок ушла.
— Странное дело…
— Очень странное. Ну а потом говорит: «Слушай, Савелий, сгоняй за остальными. А я пока передохну, лады?» И на песок садится, причем примерно в той же позе. Я тогда значения не придал, меня ж, мальчишку, всего распирало от гордости: «Город открыли, целый город! Сча мы этим докторам нос-то утрем». Ну и помчался, сломя голову, в лагерь. Пока туда несся, минут десять прошло, пока дикими воплями народ собрал, пока со мною все доплелись (устали они очень)… Короче, больше получаса угрохал! Подходим ближе, смотрим — часть холмика совсем уже осыпалась, и вход открыт. Выползает на четвереньках оттуда наш практикант с лопаткой, укладывается на песочке навзничь, в синее-синее небо смотрит и блаженно улыбается. Ну, все рты так и разинули! Только Серый нас почему-то словно и не замечает; будто в небе что-то разглядеть пытается.
— И что же вы откопали?
— Центральный храм! Причем дивной красоты, хоть и разрушенный. От него и плясать потом пошли: крепостные стены нащупали и прочее. Все точно так, как он и рисовал. А народ-то ученый три дня впустую заброшенный арык раскапывал, доверху набитый говном из отхожих мест!
Савелий улыбнулся во весь щербатый рот и церемонно поднял рюмку: «Давай за археологию!» Мы громко и торжественно чокнулись.
— Впоследствии, кстати, наш отец родной, Штайнберг, аж две монографии на этом материале издал. Заместитель — докторскую защитил. Ну и пару-тройку кандидатских кто-то накропал. Нас, двух студиозусов, на банкет по поводу защиты докторской пригласили. Моисей Борисович встает и первый тост — заметь, при полном зале и при всех членах ученого совета! — поднимает за Серегу. А тот скромненько бокал с минералкой берет и слегка ехидно говорит: «Да ничего-ничего, обращайтесь еще, коллеги!» Дедушка покраснел и от стыда готов был полбороды своей сжевать. Новоиспеченный доктор — тоже.
— Полный срам! Я представляю…
— Еще бы! Но и это не все; только эпизод. Курнем, и я дальше расскажу… Короче говоря, странные, весьма странные ситуации его постоянно окружали! Небольшой древний городишко оказался как раз одним из тех, где до нашествия мусульман и обитали местные буддисты, а до них — возможно и бонцы. На следующий день весть об этом разнеслась по всей округе: наверное, чернорабочие постарались. Они, кстати, к Сереге начали относиться с большим почтением. Ну а тот местной обслуге всегда уважение оказывал; вовсе не так, как обычно принято: «Эй, ты, обезьяна! Копай здесь!» И стали к нам любопытствующие гости целыми семьями приходить. Всем же интересно взглянуть, что в родном крае творилось примерно так тысячу с лишним лет назад…
Ну и вот. Вечереет, работу мы завершили. Народ по палаткам разошелся. Сидим на том же месте, опять чаек завариваем. Видим издалека: на дряхлой лошаденке ковыляет такой же древний дед. Аккуратно огибает лагерь, внимательно рассматривая палатки, технику, полевую кухоньку, будто первый раз их видит, но путь держит именно к нам. И ты знаешь, старик… старик точно не местный был! Не их тип — я в этом даже тогда разбирался. Одет как бы очень празднично: желтое с красным. Лицо — кирпично-обветренное, будто у кочевника; седая грязная косичка сзади болтается, словно хвост. По резким характерным чертам — скорее индоиранец, нежели наш родной монголообразный брат-азиат.
Серега, завидя его, резко вскочил и двинулся навстречу. Тот спешился. И даже отсель видно было, что дедуля порывается на колени встать. Серега его удерживает, попутно, кивая в мою сторону, что-то говорит, а потом двумя ладонями проводит деду по голове, начиная с макушки и заканчивая ушами и скулами. А затем… слегка стукается лбом о лоб. Это я четко отследил! Дед опять делает такое движение, будто готов упасть в ноги. Серега его подхватывает, ведет к костру и жестом указывает: «присаживайтесь». И, полушепотом, уже мне: «Савелий, будь другом, притащи еще водички, а то на троих не хватит. Это ко мне. Дорогой гость прибыл, надо чайком попотчевать».
Я после такого археологического фурора, естественно, своему другу в рот смотрел и все приказы исполнял беспрекословно. Тут чайничек наш походный закипел, и на костер кипяток через край пролился: «ш-шш». Старичок улыбается беззубым ртом — … не, вру! один зуб все же торчал, почти посередине: прикольно так! — и вторит: «с-шш», «с-шс», «т-шс». Серега так и покатился со смеху! Короче, весело им обоим. И полная-полная, невероятно огромная луна всю эту сценку озаряет… А я тем временем в лагерь за вторым чайником поскакал.
Пока свободный котелок нашел, пока воду из водовозки через шланг отсосал, пока нес, боясь расплескать, один черт опять минут тридцать прошло. Прихожу, смотрю: что за чепуха, нет вокруг никого! Костер горит ярко-ярко и так пахнет, будто в пламя что-то благовонное подсыпали. Чайник на песке стоит, рядом — две малюсенькие пиалы, я таких никогда не видел: очень тонкая роспись. Помню только, что практически весь узор — из свастик. Рядом — глиняное блюдо, тоже изящное. На нем сладости всякие: изюм, инжир, урюк; пара надломленных лепешек и прочее. На песке — опять словно жидкость во все стороны расплескали. И полная, подчеркну — полная! — тишина.
В это время (прям сердечко екнуло от неожиданности) выходит из темноты со стороны раскопок Серега и молча идет в мою сторону. Костер моргает, пламя неверное, и у меня такое впечатление складывается, что в глазах у него слезы стоят. «Вот, — говорит, — зажег ветку, чтобы дедушке внутреннюю часть показать, да дым глаза разъел. Видать, интересуется человек, раз издалека приехал». И платок незаметно достает. А глаза краснючие-краснючие. И видно… понимаешь, видно, что фигово ему и грустно! Даже мне самому почему-то заплакать захотелось — так тоскливо на душе стало.
Короче, отвернулся он на мгновение в темноту, что-то произнес такое неразборчивое и тихонько воздух выдохнул: «ХУ-У» (ну или что-то похожее). Дунул куда-то прямо в пустыню… И холодный нездешний ветерок сразу повеял. Тут наш костер совсем гаснуть начал.
Серега подкинул щепочек и мне показывает: «Угощайся! Сейчас мы еще водичку подкипятим. Только наваливайся сильнее, а что не доедим — мышек-норушек покормим». И улыбается, грустно-грустно так улыбается. Я спрашиваю: «А дедушка где?» Он отвечает: «Попил чайку, поделился с нами, чем было, поблагодарил и уехал. Привет передавал и просил одну из пиал и блюдо тебе подарить… Ночь уже скоро, а путь у него неблизкий. Тем более, в возрасте он; очень сильно в возрасте». Опять отвернулся, вздохнул и щепки в костер принялся кидать.
Савелий поднялся и показал мне миниатюрную пиалку и небольшое блюдо. От них веяло древностью.
— Серег, сейчас все это вспоминаю и как будто заново прокручиваю. И не знаю: верить себе или нет…
— Давай попробуем поверить, — отозвался я, наполняя рюмки.
— Лады. У меня все это прямо перед глазами стоит. Но я вот только что по ходу пьесы еще три вещи вспомнил. Не знаю, важны они… или так, чепуха…
— Сейчас все важно.
— Когда дедушка к костру подошел, я, как человек простой, ему руку подал, ладонью вверх. И сбоку под локоть хотел ухватить, чтоб тому было удобнее на песок опуститься. А Серега внезапно меня плечом отодвинул и шепчет: «Стоп-стоп, не надо! Не поймет он такого обращения». Будто боялся, что я до него дотронусь. Ну или что кочевник меня коснется…
— А еще?
— Второе, когда я про его глаза упомянул. Знаешь, я немного ошибся! Как бы это сформулировать… ему и радостно было, и грустно одновременно! Словно повстречал давнего и любимого друга — лет так через сто разлуки, а может и целых пятьсот, а спустя секунду уже расставаться надо… и никуда не денешься: время вышло, и поезд под парами стоит.
— И третье…
— Ага. Самое главное. В эту ночь заночевали мы прямо у костра. Лень было в лагерь возвращаться; бушлатами прикрылись и задремали. Утром я глаза продрал, а моего друга опять на месте нет. Вижу, бродит он вдоль этого холмика, словно караульный — по часовой стрелке, как будто припоминает что-то, и под нос мурлычет какую-то радостную песенку. И мне машет: «Ну как, проспался, соня?»
— А ты?
— Я водой на руки полил, рожу сполоснул и к нему двинулся. Пока шел, Серега, подметил я одну странную-стран��ую вещь. Следы этой заморенной полудохлой лошаденки заканчивались именно у нашего костра. И больше их не было!
₪ Вернуться в раздел "Книги" ₪
© Rami Rosenfeld, 2023. CC BY-NC-ND 4.0.