💾 Archived View for tilde.team › ~rami › br › br_book_074.gmi captured on 2023-12-28 at 16:19:17. Gemini links have been rewritten to link to archived content
-=-=-=-=-=-=-
רמי
SUBJECT: Бродяжка и непослушная дочка
AUTHOR: Rami Rosenfeld
DATE: 14/11/23
TIME: 03.00
LANG: ru
LICENSE: CC BY-NC-ND 4.0
TAGS: Dharma, Buddhism, Vajrayana, Dzogchen, Bon, Tibet, India, Buddha, fiction, book, philosophy, history, literature
Я взял тяжеленную лейку, наполненную теплой водой, и с трудом потащил ее к аккуратным грядкам. Вокруг царил одурманивающий запах; впрочем, садовод из меня был никудышный, и среди множественных цветов я, увы, мог опознать только розы… Розы-розы, сплошные роскошные бутоны, словно и не было никогда никакой пустыни, которую я не так давно тщетно пытался окучивать своими граблями.
Ветерок сменился, и к благоуханию цветника добавился другой изумительный аромат — мясо, которое жарилось на большом мангале. Эли ловко орудовал одной рукой, вторая висела на повязке. Анат, преобразившаяся в изумительной красоты женщину, стоило ей облачиться в «гражданку», проворно перебиралась по ветвям деревьев прямо у нас над головами — она собирала какие-то экзотические фрукты и, когда мешочек наполнялся, звонко кричала мне «лови». Я тут же ставил лейку на землю и бережно пересыпал разноцветные чудеса в корзинки.
Отовсюду, из каждого уголка этого мирного мошава (наверное, именно так выглядел знаменитый «Ган Эден», то есть райский сад) доносились голоса: наступал Шаббат, и обитатели торопились завершить все хозяйственные дела до появления первой звезды — времени, когда каждый правоверный иудей просто-таки обязан усесться за накрытым столом.
Рядом щелкали ножницы: седенькая и худенькая мама Эли методично подравнивала свои зеленые владения. Отец, плотный и крепкий инженер, репатриант из Молдовы, латал непослушную змею шланга. Словом, все мы занимались мирными и полезными занятиями. И казалось, что на земле Израиля временно воцарился мир.
Я на секунду замер и подумал: какими странными путями ведет меня жизнь, в какие необычные места она закидывает. А еще — вспомнил о малознакомых и вовсе незнакомых, но добрых и отзывчивых людях, которым я был обязан всеми этими чудесами.
Много-много лет назад подполковник Цвика Леви собирался точно так же, как и мы сейчас, встретить Шаббат в кругу семьи в киббуце Ифат. У Леви была непростая боевая судьба. Отец — военный из Баку, мама — польская еврейка, вся семья и родственники которой погибли в Освенциме и Биркенау (ее спасло только чудо). За плечами Цвики остались Шестидневная война, Война Судного дня, Первая Ливанская, операция «Мивца Шломо», во время которой он спасал эфиопских евреев; итого — двадцать пять лет службы в десанте.
Итак, он уже предвкушал спокойную субботнюю трапезу, когда в доме раздался резкий телефонный звонок.
— Цвика, — звонил его обеспокоенный и даже расстроенный коллега, — тут, прямо у «Тахана мерказит» (Центральной станции), на газончике расположились аж двенадцать наших парней. Не поверишь — им просто некуда податься на выходных. Похоже, они собираются провести здесь весь Шаббат!
Ну почему «не поверишь»? Цвика хорошо знал сложившуюся ситуацию. В начале века официальное количество «одиноких солдат», служащих в ЦАХАЛе, составляло уже несколько тысяч человек: в основном это были русскоязычные ребята из СНГ, репатриировавшиеся либо без семей, либо утратившие связь с родственниками. Да и не только из стран бывшего СССР, но и из Канады и США, Эфиопии, Европы. Типичная ситуация: молодой парень или девушка вначале едут знакомиться с Израилем по молодежным программам «Сэла» или «Наале», затем осуществляют «восхождение»-алию и, достигнув призывного возраста, отправляются защищать страну. И вы представьте сами их эмоции и ощущения: например, наступил день присяги — все сослуживцы буквально облеплены десятками счастливых родственников, а ты стоишь один, абсолютно один!
Впрочем, речь шла не только о присяге. Вечером перед Шаббатом все «открытые» военные базы мигом пустеют: радостные солдатики и солдатки отправляются на выходные в свои семьи. Там их ждут родительская забота, ласка и накрытый стол. И лишь одиночки вынуждены покидать расположение, чтобы отправиться на отдых в специальный «Дом солдата», мало чем отличающийся от родной казармы, да развлечься, насколько позволяют средства, в городе.
Как старый десантник, Цвика привык действовать молниеносно. Он запрыгнул в машину и, наплевав на нарушение строгих субботних правил, помчался на Центральную станцию. В его машине, увы, поместились всего шестеро, зато праздник они провели не в одиночестве. «Вы повстречали моего папу, и у вас теперь всегда будет семья», — пообещала тогда младшая дочь Леви.
Ее слова оказались пророческими. Добросердечный Цвика развил кипучую деятельность. Сперва он обратился в киббуцное движение: именно его жители, особенно люди постарше, отлично знают, каково это остаться без родственников. Вскоре нашлись около ста пятидесяти семей, которые смогли принять более семисот военнослужащих. А сегодня от желающих приютить парней и девушек попросту нет отбоя! Что еще особо важно: отношения, которые завязываются между приемной семьей и «усыновленным солдатом», продолжаются всю жизнь, ведь новые родители помогают и опекают своих «детей» и после армии.
Цвика не останавливался на достигнутом: он не стеснялся обращаться во все международные еврейские организации. И теперь, благодаря его заботе и настойчивости, каждый солдат-одиночка получал от абсолютно незнакомых людей со всего мира по три-четыре увесистых посылки в год; каждая из них, как правило, содержала новую «гражданку», туалетные принадлежности, сладкое (разве вы не в курсе, что солдат во всех странах мира почему-то жутко тянет именно на сладости?), но главное — теплое письмо, составленное сразу на трех языках: английском, русском и иврите.
Вы думаете, это все? Отнюдь! Задействовав всю знаменитую еврейскую хитрость и пронырливость, неугомонный Цвика находил для одиночек дешевые квартиры, электротехнику и мебель по минимальным ценам, а еще — способствовал прибытию в Израиль родителей солдат или их собственной поездке за границу к родственникам.
Когда у одной из подопечных обнаружился рак груди, Леви вложил свои деньги не только в лечение, но и оплатил визит ее родителей. Однажды, когда гору Хермон и Голанские высоты засыпало снегом, собрал сразу восемьдесят посылок и лично отправился в нелегкий путь с подарками. Цвика навещал своих «детишек» даже в тюрьмах и всеми правдами и неправдами добивался отмены или смягчения наказаний.
Всего у Цвики четверо своих детей (одна дочь умерла в молодости), зато целых пятеро усыновленных: мальчишка из Африки, солдат-бедуин, паренек из Украины и две девушки из России.
Когда некоторые недоумевают: «Цвика, зачем тебе все это?» — старый подполковник запаса неизменно отвечает: «Во-первых, это память о дочери, ушедшей совсем молодой. Во-вторых, эти ребята прибыли, чтобы служить в армии. И если они получат заботу и тепло, уверен: они пожелают остаться — учиться, работать, приносить стране пользу, быть настоящими израильтянами».
࿇࿇࿇
Все началось, когда Анат поймала меня в темном коридорчике казармы. Вид у нее был какой-то неофициальный и, я бы сказал, слегка таинственный.
— Серж, ты где выходные? Дочка или подруга?
(Отмечу, что Анат обратилась ко мне на русском, что подчеркивало некоторую интимность разговора.)
— Не-е, — сразу же отмел я такие варианты. — Она мне и так надоела!
Я ответил столь двусмысленно, что было неясно, кто надоел больше: дочурка или «подруга». Почему-то с Иркой, кстати, мне хотелось общаться меньше всего.
— Как полагается, заявлюсь в «Дом солдата», брошу вещички и пойду шляться по окрестностям — в гордом одиночестве.
Фраза была слишком тяжела для понимания, и мадриха осмысливала ее где-то минуту. Но потом радостно ухватилась за последнее слово:
— Ты один, да? Одиночка?
Я хмыкнул:
— Ну, можно сказать и так. Я всегда «одиночка», всегда один, даже когда с кем-то, — добавил я загадочно и с легким налетом байронизма.
Но последние философские подробности мадриху абсолютно не интересовали (если вы запомнили, она была дипломированным физиком, а не «лириком»): теперь она увлеченно теребила мой рукав.
— Есть программа для одинокий, очень много. Новый семья, новый родители, друзья! Эли, его аба и има звать тебя и Большой Дод. Отдых! Понимаешь?
— Кен! — Еще бы: я сразу оценил всю радушность приглашения. — Согласен! Тода раба!
Ее смуглое лицо расплылось в такой милой улыбке, что сержантка помолодела лет на пять.
— Я забирать тебя и Дод на машина, ехать в беит Эли. Он лечить рука, ждет. Иди говорить с Дод сейчас!
Выпалив последние слова, смущенная мадриха наконец-то отпустила мой многострадальный рукав и улизнула в чью-то комнатушку.
Я зашел в «канцелярию». Дод валялся, задрав ноги в огромных берцах на спинку кровати, и ковырял в зубах своим знаменитым ножом.
— Бро, — позвал я, — Анат и Эли приглашают к себе в гости! Официально. Ты как?
Он щелкнул лезвием и посмотрел на меня, словно на марсианина.
— Бро, ты чего, фалафели объелся? Настоящий солдат в любой стране отдыхает только в одном месте — в экзотическом борделе! А у меня, поверь, ни разу в жизни еще не было эфиопки! Let’s go со мной, шеф! Не пожалеешь!
— А у меня были сразу две негритянки, — парировал я, — еще в университете, однокурсницы. Одна — маленькая кривоногая угандийка, вдобавок еще и пьянчужка. С утра вылакала ведро воды и сразу наблевала возле постели. Зато другая — настоящая красавица: тонкое лицо, длинные волосы, красивая попка! Правда чисто по-дружески увела любимую книжку… сейчас припомню какую. Ага! Не поверишь: сборник вашей американской поэзии, раритетное издание!
— Да что я, негритянок не имел? — похвастался Дод, — у нас их полным-полно! А вот эфиопки… — и он мечтательно закатил глаза.
Одним словом, сержант с презрением отмел столь радушное приглашение, и посему остаток дня прошел в сравнительном обсуждении интимных достоинств негритянок, вьетнамок и прочих филиппинок.
— Лови! Ты задуматься? — прокричали сверху, и на меня посыпался целый град желтых слив; сама увесистая больно ударила по темечку и отскочила в траву.
— Балда! — насмешливо добавила Анат.
Да, со мною наконец-то перестали церемониться! И это ласковое словечко означало, что «одинокого солдата» приняли в новое семейство.
Затем мадриха попыталась сползти с дерева, но нижние ветки отсутствовали, и она показала, что собирается отважно спрыгнуть прямо на меня! Я расставил руки и поймал девчонку у самой земли.
— Эли, — констатировал «старый нацам», — у твоей жены с русским все лучше и лучше, причем с каждым днем! Не замечал?
Тот сдвинул мясо подальше от огня и взглянул на повязку: сквозь белый бинт пробивалась сукровица.
— Так с кем поведешься, — немногословно подтвердил он. И мы вместе ушли в дом — делать перевязку.
… Шаббат начался за вечерним столом, во главе которого восседал отнюдь не отец семейства, а боевой офицер Эли. Рядом — Анат, которая, оберегая его руку, заботливо подсовывала мужу (попутно — и мне) самые лучшие куски и блюда. И где-то совсем рядом — ведь Израиль такой маленький! — ровно за такой же праздничной трапезой сидел наш «новый отец», еврейский праведник подполковник десанта Цвика Леви.
₪ Вернуться в раздел "Книги" ₪
© Rami Rosenfeld, 2023. CC BY-NC-ND 4.0.