💾 Archived View for tilde.team › ~rami › br › br_book_043.gmi captured on 2023-12-28 at 16:18:55. Gemini links have been rewritten to link to archived content
-=-=-=-=-=-=-
רמי
SUBJECT: Бродяжка и непослушная дочка
AUTHOR: Rami Rosenfeld
DATE: 14/11/23
TIME: 03.00
LANG: ru
LICENSE: CC BY-NC-ND 4.0
TAGS: Dharma, Buddhism, Vajrayana, Dzogchen, Bon, Tibet, India, Buddha, fiction, book, philosophy, history, literature
— Однако это, поверь, еще не конец! Хотя в садхане растолкован-разжеван любой непонятный момент, обязательно найдется пара десятков умников, которые станут донимать ламу бесконечными уточняющими вопросами. «А как правильно складывать руки?» — «Вот так», — сходу придумывает и демонстрирует наставник. «А почему нельзя соединять ладони в запястьях?» — «Родишься кривошеим», — в сердцах ляпает учитель первую чушь, пришедшую на ум, хотя на самом деле соединить ладони ему не позволяют больные артритные запястья.
Любознательные монахи не отстают: «А сколько раз начитывать мантру?» — «Да как вам сказать… — читайте ее по обстоятельствам!» — отвечает лама, мечтающий, чтобы от него побыстрее отвязались. И хотя «по обстоятельствам» — самый точный и адекватный ответ, ученички требуют конкретики! «А "по обстоятельствам" — это как много?» … Тут уж гуру доходит до точки кипения и тычет пальцем в вопрошающего: «Вот ты будешь начитывать ее сто тысяч раз!» — «Всю мантру — сто тысяч?» — бдительно уточняет тот… «Нет! — еще больше свирепеет наставник, — умножишь каждый слог мантры на сто тысяч!»
Ученики удовлетворенно строчат в блокнотиках; обессилевший лама сползает со своего трона… Пролетают годы, маленькие настырные монахи сами превращаются в учителей. И сочиняют тома наставлений, посвященных животрепещущей теме: «Как правильно складывать руки во время простираний». А на резонные вопросы: «Но почему так, а не иначе?» — грозно отвечают: «Родишься с кривой шеей! Так заповедал мой великий и обожаемый гуру!»
Итак, как думаешь, что окончательно затерялось в тексте «настоящей садханы»?
— Суть терма, полученного непосредственно от Падмасамхавы. Первоначальный смысл, то есть ньингтиг! — не раздумывая, твердо ответила Варя. — Долго рассказывал, хоть и прикольно; любишь ты поёрничать! Но у меня опять имеется история, коротенькая. Считай, тот самый ньингтиг.
«Я был совсем маленьким, и мы прилежно учились в монастырской школе, — вспоминал Ринпоче. — Каждый день нам нужно было "заниматься практикой", то есть повторять множественные тексты садхан. Один момент был особо непонятен, но мы благополучно проскакивали его на огромной скорости, слитно произнося три звука подряд: "а-а-а". И лишь когда прошли годы, я понял, что эти три отдельные буквы "А" и являлись самой сутью!»
— А ведь наша гипотетическая садхана не одна! Ибо ученики за десять-двадцать лет монастырского обучения получают передачи-лунги и полноценные посвящения на сотни практик, даже целые циклы: «Дзогчен ньингтиг», «Чецюн ньингтиг» и так далее. Прикидываешь?
Варь, есть еще одна история от того же учителя. На сей раз, клянусь, буду предельно краток. Итак, в молодости жил он вместе со стареньким ученым монахом. И тому, бедному, ежедневно нужно было быстренько оттарабанить аж несколько томов «личных практик». Чем он и занимался. По сути, он был непрерывно занят. «Ринпоче, — удивлялся наш лама, тогда еще подросток, — а когда же вы приступите к настоящей практике?» — «Не мешай, мне некогда! Ведь я обязан выполнить обязательства по каждодневному прочтению всех текстов, на которые получал посвящения!»
— А все почему? Да потому что люди побаиваются: если они забудут упомянуть какого-нибудь незначительного охранителя, тем более — не сделают подношения буддам, идамам и дакини (коих сотни), не обратятся тысячу раз к учителям линии передачи, то случится полная катастрофа — они непоправимо замарают и утратят свои ваджрные самайи. Но нужны ли наши подношения самодостаточным и полностью реализованным буддам? Однозначно нет! Нуждаются ли в наших простираниях, призываниях и «раскаяниях» охранители? У Ринпоче как-то спросили на ретрите: «Не разгневаются ли идамы из различных линий передач и школ, если мы станем объединять их в одной практике?»
И он сказал крайне сущностную вещь: «Не вы зависите от идамов, а идамы зависят от вас!» … Потому что любой идам — всего лишь один из наших тайных аспектов единого целого — просветленной природы ума. Вот только многим весьма трудно понять эту нехитрую истину; а главное — признать факт, что «получая одно, ты получаешь все»…
— И «практикуя одно, ты практикуешь все сразу». Потому что просветленный ум коренного ламы неотделим от ума всех остальных просветленных существ. И, занимаясь сутью, — непосредственно гуру-йогой, мы объединяемся с ними и однозначно исполняем все ваджрные самайи.
— Люди вообще обожают запреты, — произнесла Варвара после паузы. — Как водится, на всех трех уровнях: тела, речи и ума. А ведь самайи, если говорить о Ваджраяне, да и прочие обеты низших буддийских Колесниц тесно связаны с ограничениями, — «незыблемым» сводом правил и запретов. Ну, про Хинаяну, надеюсь, и упоминать незачем: там вообще все построено на ограничениях: несколько сот запретов для монахов и монахинь, гораздо меньше — для мирян. Но если рассматривать историю возникновения какого-то отдельного правила, мы обязательно наткнемся на факт: оно всегда давалось каким-то реализованным существом для конкретного случая, а отнюдь не для всех времен и народов… Вот представь Индию. Жарко, липко, грязно! И, допустим, существовал какой-то немытый монах, весь заросший волосами и шерстью. Вполне возможно, что Будда, руководствуясь простейшими требованиями гигиены, доброжелательно посоветовал: «Милейший, хватит ходить как обезьяна! Побрил бы ты ноги!» … «Ага, — тут же смекают остальные монахи, — Шакьямуни приказал брить ноги». И из этого простого совета возникает целая заповедь: «Всем монахам — брить ноги!» (уж не знаю, есть ли она на самом деле)…
— Или распорядился всегда носить три одежды, включая юбку, а не штаны, — сразу же представил я иную ситуацию, — снизу приятно обдувает, красотища! Но ведь в наше время монах может запросто оказаться где-нибудь в Арктике или Сибири. В буддийских Бурятии и Монголии, кстати, тоже не сахар — до минус сорока! Неужели Будда хотел, чтобы тот погиб от переохлаждения или отморозил гениталии?
— Ну ладно, это Путь отречения, с ним более-менее все понятно, исходя из одного только названия. Но если мы двинемся дальше, то ровно такие же комичные логические нестыковки обнаружатся и на более высоких уровнях. В той же Крия-тантре, начальной ступени Ваджраяны, ты обязан трижды в день совершать омовения, менять одежды и только после этого можешь приступать к практикам. Разумно? Где-нибудь в жарком климате — однозначно! Хотя бы для того, чтобы не вонять как свинья, беспокоя сотоварищей или смущая запахами мирян. Но в условиях лютого холода тибетского высокогорья, в пещере, где вообще нет воды, ибо вокруг лед и снег — вряд ли.
— Зато там другая крайность, — припомнил я, — но уже для практиков Махаануттарайога-тантры: не мыться на протяжении всего ретрита! И здесь наглядно можно понять, как тотально противоположны запреты. А почему? Да потому что они изобретались для абсолютно разных ситуаций…
— Все правильно, — подтвердила Варя. — Поскольку воды в пещере нет, ручьев или озер поблизости не наблюдается (и, чтоб напиться, ты топишь лед), то единственный способ помыться — посетить отдаленную деревушку. А это означает…
— Что ты бросишь свой уединенный затвор и попадешь «в мир». А где баня, там, как водится, и пиво, то есть чанг. А где чанг — там и непотребные девки! — слегка увлекся я, продолжая эту заманчивую цепочку рассуждений.
— Поэтому я могу предположить, что когда-то очень давно Падмасамбхава дал такое наставление: «Сиди в ретрите и не мойся», — подразумевая, конечно: «если покинешь пещеру и пойдешь на помывку-побывку, то однозначно отвлечешься от практики». И посему имеется еще один запрет, незнамо кем выдуманный: «Не отходить от ретритного места более чем на N-метров». Но из этого ж не следует, что ты обязан зарасти коростой, как шелудивая собака, в местности, где есть вода и остальные условия, чтобы смыть грязь и пот. Неужели сам Гуру Ринпоче желал, чтобы его последователи покрывались вонючим жиром и гнойниками?
«Нет-нет, — спешат объяснить суть обета некоторые ламы, — если вы ополоснетесь, то смоете все сиддхи, которые приобрели в ретрите!» Но тогда возникает вполне закономерный вопрос: «Да что ж это за "духовные достижения", если их можно смыть обычной чистой водичкой? Выходит, они настолько непостоянны?» Ну и на кой черт нужны такие «сиддхи»?!
— А возьми пуджи, — предложил я. — В Крия-тантре ты обязан подносить исключительно красивые и благоуханные вещи, «три белых и три сладких». Ни кусочка мяса, ни граммулечки алкоголя, не говоря уже о таких «ужасных» вещах, как лук и чеснок! Но… минуточку! А почему ж на уровне Маха- и Ану-йоги наши самайи включают обязательное употребление мяса и спиртного? Да именно с той целью, чтобы преодолеть собственные ограничения: «Я не ем мяса, потому что оно нечисто и связано с убийством живых существ; я не пью алкоголь, ��отому что могу начудить — подумать о чем-то нехорошем, поиметь свою соседку, а то и соседскую козу, подраться с соседом или даже убить его». Но это вовсе не означает, что мы, сожрав котелок мяса и выпив три литра чанга, обязательно идем кого-то убивать. Речь о том, что мы пребываем в осознанности и не делаем всего этого. А не потому что убийства и насилие запрещены.
— На самом деле, это конечно же не нестыковки. А просто разные уровни понимания Дхармы и личной осознанности. Где-то ты подносишь на алтарь прекрасные новые предметы, а на высших уровнях тантры — в качестве «превосходного подношения» включаешь какую-нибудь несуразную вещицу, типа подметки от старой обуви. И делаешь так не для того чтобы нахамить буддам или шокировать идамов и дакини. А потому что тем самым преодолеваешь иллюзии насчет «хорошего» и «плохого» и попутно упрочняешься в высшем воззрении Дзогчена: «сансара равна нирване».
— Более того, осмелюсь предположить, что в пещере вообще хреново как с «тремя белыми и тремя сладкими», так и с новыми вещичками. Там подметку от обуви не разыщешь! Что нашел, что подвернулось под руку — то (мысленно) очищаешь и преображаешь, приумножаешь, а затем подносишь. Ибо «лучшее подношение осуществляется в уме»!
— Видишь, по какой интересной лесенке мы взбежали! — оживилась Варя. — Новая ступенька — какой-нибудь запрет, обет или обязательство. Однако с каждым связана какая-то конкретная ситуация, а не общее правило. Но чем выше мы поднимаемся, тем лучше понимаем: единственная самайя, ваджрное обязательство — быть в осознанности, не применяя никаких сторонних ограничений или самозапретов. И это отнюдь не значит, что мы можем, «исходя из ясности», кого-то прикончить! Скорее, наоборот, — мы никогда этого не сделаем! Но вовсе не потому, что «так заповедал Будда».
— Мда, далеко занесли нас мысли! Но дай резюмирую насчет личной практики… Вот почему я предпочитаю искать суть и применять ее на деле. «Возьмите десять основных вещей, — учил меня лама, — вычлените пять самых важных. Из пяти отберите три. Из трех, наиглавнейших, оставьте одну. Ее и практикуйте!»
И мы приходим к прежнему выводу: суть практики иногда может сводиться к одному-единственном звуку. Но при правильном понимании и подходе он содержит и Прибежище, и бодхичитту, и очищение, и подношение, и посвящение заслуг… Виноват, я уже двинулся по второму кругу! Однако — странно, да? — неудовлетворенные умы «правильных буддистов» настойчиво требуют «полного банкета», «полноценной» садханы — той, которую мы только что сочинили. Впрочем, это их проблема. Уж точно — не моя!
Варь, вот ты хорошо знаешь: наступали периоды, когда буддизм, ну или Бон, процветали. Случались и «темные века»: учения преследовались, а их последователи уничтожались. Потом обстановка менялась, Дхарма опять широко распространялась. В темные века были утрачены многие великие линии и отдельные практики. Иногда, к счастью, оставалась одна-единственная тоненькая ниточка — живая передача, связывающая чудом уцелевшего ламу и его ученика. Да и то не в виде помпезного полновесного посвящения с множеством роскошных атрибутов, а в качестве кратенького лунга, уполномачивания на мантру и практику. Эту тоненькую ниточку называли «ненгьюд».
— «Передача нашептыванием на ухо», — растолковала Варвара.
— Спасибо, не знал… Возвращались мирные времена, и спираль раскручивалась в обратную сторону: лунг «обрастал мясом», то есть подробностями и комментариями, комментариями на комментарии и прочей подобной мишурой, и превращался в полноценный ванг-посвящение, сопровождаемый трилунгом — развернутыми пояснениями к практике. Однако я серьезно считаю, что темные времена — как бы это выразиться поизящнее? — были продуктивнее, — хотя бы с точки зрения постижения сути.
Так что периоды упадка не всегда плохи! Один бонский учитель говаривал: «Когда происходит что-то негативное, пред вами словно открываются двери возможностей, а над входом написано: "Займись практикой!"» Я уверен, что он прав. А почему «уверен»? Я постиг это на собственном опыте.
₪ Вернуться в раздел "Книги" ₪
© Rami Rosenfeld, 2023. CC BY-NC-ND 4.0.