💾 Archived View for tilde.team › ~rami › br › br_book_018.gmi captured on 2023-12-28 at 16:18:37. Gemini links have been rewritten to link to archived content
-=-=-=-=-=-=-
רמי
SUBJECT: Бродяжка и непослушная дочка
AUTHOR: Rami Rosenfeld
DATE: 14/11/23
TIME: 03.00
LANG: ru
LICENSE: CC BY-NC-ND 4.0
TAGS: Dharma, Buddhism, Vajrayana, Dzogchen, Bon, Tibet, India, Buddha, fiction, book, philosophy, history, literature
Если вы думаете, что наша жизнь была сплошным праздником, то глубоко ошибаетесь. На самом деле, текла она достаточно скучно и упорядоченно. Тем больше мы ценили такие вот неожиданные визиты и прочие развлечения. Был и еще один положительный момент: отлично осознавая, что держать главу семейства в узде, то есть в постоянной «завязке» больше не удастся, Дашка милостиво разрешила мне некоторые алкогольные возлияния, строго подчеркнув при этом три незыблемых правила: «Только с гостями. Или с нами. И не до уссаной смерти»… Что поделать — я покорно согласился.
Порядки, заведенные достаточно спонтанно и давно, позволяли поддерживать на плаву и в относительной остойчивости наш нехитрый корабль… Обычно мы вставали рано… ой, нет, — каждый поднимался абы как, но все равно до полудня. Как правило, первой вскакивала неугомонная Майя; едва протерев глаза, она бежала кормить своих любимиц-собак остатками от вчерашнего вечера, потом (вот же чудо!) — без напоминания занималась зарядкой и, если день считался «рабочим», с умным видом копошилась в учебниках и тетрадках.
Второй просыпалась Дарья. Вставала она на удивление легко: «на айн-цвай», как обычно говорил я. Больше всего педантичная немка Дашка любила бродить по рынкам и прочим магазинчикам, поэтому ежедневные, а посему необременительные покупки возлежали на ее плечах. Как правило, в качестве переводчицы и непревзойденного «сбивателя цен» ее сопровождала дочурка.
Ко времени их отбытия поднимался и я. Учитывая мою лень и возраст, это был тяжелый и утомительный процесс. «На раскачку», то есть чтобы просто отойти ото сна, мне требовался час или более. Я пил кофе, трижды курил, потом шествовал в соседнюю с верандой комнатушку: там беспробудно дрых Штурмфогель. Дабы призвать к порядку, я бесцеремонно сдергивал простыню и наслаждался недовольными писками: «ну еще полча-асика!» Если этот метод не действовал, то помогал легкий шлепок по голому заду: тут в меня обычно летела подушка или любой другой предмет, подвернувшийся под руку. Как вы конечно же наслышаны, Полинка была невероятно энергичным человечком, но она, как и я, являлась ярко выраженной «совой» и поутру ее мучили приступы дичайшей лени. Первые полчаса она ползала по дому как зомби — настоящий тибетский роланг! — но потом потихоньку приходила в нормальное рабочее состояние.
В это время я уже вовсю трудился на кухне. Глава семейства умудрился в молодости заполучить настоящее поварское образование, поэтому все кухонные заботы были только моими. Нет, конечно же вру: по мере возможности готовкой занималась и Дашка, но, по общему семейному мнению, у меня получалось быстрее и вкуснее. Я частенько прилюдно изрекал прописные истины: «Повар обязан быть мужчиной! Надо любить, а не уметь готовить»… — и посему Дарья только радовалась избавлению от ежедневного стояния у примитивной плиты.
«Хоть этим твой непутевый дер фатер оправдывает свое никчемное существование», — иногда удовлетворенно говорила она дочери. Та, впрочем, всецело была согласна с мамой. Как-то, навернув третью тарелку первого, сытая Метелка констатировала: «Знаешь, па, а у тебя получше будет, чем у муттер». И, довольная, еле-еле выползла из-за стола.
Это было лучшей похвалой моим кулинарным способностям!
А вот мыть посуду, как вы и подозревали, не любил никто! Вследствие того, данная обязанность была возложена на безответную Метелку; впрочем, ей часто помогали то мама, то сердобольный папа.
Ели на нашем «корабле» всего два раза. Завтрака, как такового, не было в принципе, ибо проголодаться мы успевали не ранее трех-четырех часов дня. Ну а ужин, даже без гостей, зачастую растягивался допоздна: особых правил здесь не существовало — каждый накладывал себе, сколько хотел и когда хотел, а потом уходил с тарелкой или блюдом в облюбованное местечко — комнату, на уличную циновку или иной уголок маленького двора. Ну а общий совместный стол был предусмотрен, только когда к нам заявлялись гости.
Итак, сейчас я чистил овощи на кухне. Действовал я, кстати, молниеносно; да и вообще — готовка доставляла мне невероятное удовольствие. «Разделяй процессы, — учил шеф-повар свою дочь. — Пока варишь суп или тушишь овощи, попутно занимайся рисом. Еще не подоспело первое, переключись на второе… Так быстрее!»
А главное, я был очень аккуратным и чистоплотным кулинаром: на плите никогда не пригорало, на пол ничего не валилось — в явный укор Дашке и Полине, которые после хозяйничания на кухне оставляли груды очистков, ошметков и прочих липких непотребств! «Ну как нарочно!» — удивлялся я. Впрочем, Штурмфогель демонстративно презирал «трудовые вахты» у плиты. «Не женское это занятие!» — безапелляционно заявляла Полина Эдуардовна и удалялась в мастерскую, к своим раскаленным горнам и тигле. Вот там-то она была полностью при деле!
… Груда овощей приятно зашипела и зашкворчала на одной из сковородок. На другой в большом количестве жарился рис: наше семейство любило именно этот нехитрый рецепт. Хорошо промытые длинные зерна откидывались для обсушки, а потом выкладывались на сковороду с раскаленным маслом, засыпались специями и доводились до готовности. Главное тут было не упустить момент! Как-то этой ответственной операцией занималась Полинка, так вот, сковородку потом пришлось выкидывать! В ее оправдание хочу лишь упомянуть, что в сей день ей приходилось носиться туда-сюда, ибо в мастерской шел ответственный процесс обжига каких-то важных изделий.
Еще один опасный случай был связан с Дашкой: водный пар от плохо просушенного риса смешался с маслом, их смесь вспыхнула и ударила столбом пламени прямо в потолок! Хорошо, что не пострадала сама горе-повариха и не возник пожар, однако загоревшуюся занавеску пришлось выбросить на помойку.
Делать было временно нечего. Я присел на порожке дома и разложил перед собой небольшие листики: их по моей просьбе распечатал на допотопном принтере г-н Шарма. Мою голову никак не покидала затаенная мечта свалить в одиночестве в гости к Ирке, и посему я решил малость подучить иврит, который — вот же черт! — ни коим образом не лез в мои запыленные мозги. В связи с предполагаемым путешествием имелась, кстати, и еще одна интересная задумка, но это была страшная-страшная военная тайна.
Рядом лежали самоучитель и маленький словарик. Я, словно колоду карту, взял стопку бумажек, хорошенько перетасовал их, а потом принялся вытаскивать листик за листиком… «Хм-м… — вспоминал повар, — похоже на Хе… или нет, скорее Хет! Ага!» Затем жульнически перевернул листок в поисках подсказки… «Вот болван! Это вообще буква Тав!»
Я стал листать карточки дальше, пытаясь понять логику построения этого необычного алфавита — прообраза и до сих пор живого родоначальника почти всех остальных алфавитов мира, включая древнегреческий, латынь и кириллицу… «Хе, Хет, Тав… И почему они так схожи? И зачем понадобилась еще одна «т» — в виде Тет? И почему Тет так смахивает на букву «с», то есть Самех, а последняя — на конечную Мем? И для чего предназначены аж три буквы «к»?»
Вопросов имелось больше, чем ответов. А самой главной проблемой был тот факт, что в иврите вообще не существовало ни одной гласной, — только огласовки-некуд! — то есть замысловатые микроскопические наборы точечек и черточек, которые, увы, в обычных текстах вообще не приводились! И посему любые попытки чтения «с листа», даже имея перед собой подсказку — полный алфавит, вводили меня в полный ступор. «Ничего, привыкнешь… лет через пять», — обнадежила как-то Ирка. «Ага, только для этого надо перебраться жить к тебе, причем с вещичками, — парировал я. — Примешь?»
Но она почему-то категорически отказалась.
Тут мои лингвистические изыскания нарушило подозрительное потрескивание. Я метнулся в кухоньку, экстренно убрал с плиты обе сковородки и оставил их дозревать под большущими помятыми крышками. А сам вернулся к филологическим мучениям.
На грохот посуды (а еще точнее — на вкусный запах) прибежала дочь. В ее руках была замусоленная тетрадочка: по таким же стародавним витиеватым прописям меня учила любимая бабушка, и происходило это аж в прошлом тысячелетии! Метелка занималась русским языком в соседней комнатке и, судя по дичайшим каракулям (это в одиннадцать-то лет!), с «чистописанием» дело обстояло примерно так же прискорбно, как у меня с ивритом.
Она силой заставила «дер фатера» подвинуться, с трудом втиснув рядышком свой тощий зад. Папа был большим и грузным, а дверной проем, как и все в этой стране, маленьким и узким.
— Словно курица лапой, — раскритиковал я, взглянув на страничку, покрытую прописными и строчными «р», «д», «ж» и «ф»… Это ж вроде как твой второй родной…
— Ну я в самом деле стараюсь, — расстроилась она. — Просто не получается! Сча… — дочка улизнула на секундочку и вернулась обратно с как��м-то листиком. — Зато здесь как красиво!
Страничку покрывали изящные завитушки, в которых я, по обыкновению, не мог различить ни буквы! Первые две строки были начертаны точной и твердой рукой Штурмфогеля. В середине листа (знаки отличались как размером, так и стилем начертания) я опознал острозаточенный карандаш Варвары. Все остальное свободное место на бумаге было занято самой Метелкой, прилежно переписавшей то же самое раз по десять.
— Не, в самом деле здорово! — признал я. — И не поспоришь!
Майя довольно ткнулась в меня, вытерла нос о затрапезную папину футболку и полюбопытствовала:
— А у тебя? … А-а… поняла! — она заговорщически оглянулась по сторонам и понизила голос, — Ну так что: летим вдвоем к теть Ире? … Да?
«Ох и сообразительная растет дочурка, — с иронией подумал я, — не успел сам решиться, как уже догадалась». Но вслух произнес:
— Да я… одним словом, еще не собрался…
— Но обещаешь? Дай страшную пиратскую клятву!
— М-м… ну ладно, все равно не отвяжешься. Вот иврит только подучу! А пока не получается… Примерно как у тебя — с этими чертовыми прописями.
Метелка скептически хмыкнула. Я хорошо знал этот короткий едкий смешок: она в очередной раз сомневалась в папиных когнитивных способностях. Но тут же пришла на помощь.
— А что не выходит, фатер?
— Да не могу отличить одну от другой, — честно признался я.
— У-у, я тоже так думала! А потом теть Ира подсказала, как она учила — в ульпане… Вот смотри, — дочурка разложила карточки. — Это первая буква. Алеф. На что похожа?
Я напряг воображение… но увы!
Майка быстро приставила два указательных пальца к голове и слегка согнула их.
— Олень! — радостно произнес папа.
— Сам ты оле… — Метелка деликатно попыталась сдержать смех… — Бык! А почему бык или корова, па? Это были главные животные в жизни древних людей. Они давали мясо, масло, молоко, простоквашу, сыр, э-э… творог. Из шкур делали одежду, обувь и эти… бурдюки для воды и вина… А сухой навоз служил топливом. И даже лекарством — как в Индии… Теперь понял, почему они главные? Пока мы с Полинкой работаем, она мне столько интересного рассказывает! Короче, Алеф — самая первая буква. Но она — немая. У нее нет никакого звука.
— Угу, — туповато подтвердил великовозрастный ученик. — Постараюсь запомнить… Алеф! Немая…
— А вот эта? — дочурка подсунула вторую карточку. — Догадайся! Что было самым важным после быков и коров?
Я обессиленно пожал плечами. Метелка конечно же в душе поразилась отеческой бестолковости, но не подала виду.
— Мы где сидим?
— Дома. Вернее — у входа в дом…
— О, пап! Молодец! Дом и был самым важным после стада коров. Он защищал от солнца и дождя, а еще в нем удобно было обороняться от врагов! Видишь, вот фундамент, вот крыша, стена. Все вместе называется Бет, потому что «дом» значит «беит». Ладно… а вот подумай: что еще делали древние люди? Доили коров, строили домики, а потом?
— Скакали на чем-то! — вдруг осенило меня.
— Вот! А на чем?
— Ну… там же пустыня. Что там водилось? Лошади? Ослы?
— Ну какие ослы? — Метелка произнесла это слово с явным намеком и даже сарказмом. — Вер… вер-блю…
— Верблюды! — ляпнул я, обрадованный явной подсказкой!
— Угу! Вот он — верблюд! Видишь, повернул голову влево. А буква называется Гимель. Потому что верблюд — «гамаль».
— Уф… дай передохну! Что-то я сегодня устал.
— Не, давай еще несколько выучим! Вот вспомни букву Бет, ага? Покажи ее! — И дочка, как заправский игрок, раскрыла веер из карточек прямо перед моим носом. — Кстати, как «б» она читается только в том случае, если внутри стоит такая точечка. А без нее — только «в»! То есть Вет.
— Ну… вот она. Наверное.
— Помнишь, я сказала: «дом». А у дома есть крыша, фундамент, стены… Что еще?
Тут дочка с силой стукнула кулачком по порожку, на котором мы восседали.
— Дверь! — сходу догадался прилежный школяр.
— Правильно! Вот она и есть: Далед. «Дверь» — это буква Далед. Раньше ее вообще рисовали как настоящую дверь.
— Хорошо. Спасибо! Ну что, хватит?
Но неудержимую Метелку просто распирало от желания поделиться светом знаний с родным папочкой!
— Эта буковка называется Шин, если — фатер, смотри сюда, не отвлекайся! — если точечка пишется справа сверху. И Син — если слева. А знаешь, какая история с ними связана?
— Ну давай, поделись.
— У-у, это крутая военная история! Однажды… однажды израильтяне разгромили каких-то очередных врагов. И было это аж три тысячи лет назад. Они быстренько перекрыли все переправы на речке… ой, ну как ее?! Мы там с теть Ирой были!
— Иордан? — я помнил только одну реку Страны Обетованной, но здесь не ошибся.
— Во! Она! Враги пытались проникнуть через переправы, но израильтяне заставляли каждого подозрительного человека повторять одну и ту же фразу: «Дайте перейти этот водный поток». Простая фраза, да? Но это была военная хитрость! «Поток» на иврите будет… — она помолчала, катая и размазывая на непослушном языке трудное и малознакомое слово… Угу, вспомнила! «Шибболет»! … Он как раз и начинается с буквы Шин…
— И что дальше?
— А прикол, па, в том, что враги были из другого племени! И они вообще не могли выговаривать букву Шин! А говорили «с», «сибболет»…
— Короче говоря, никого не пропустили, так?
— Да ну-у! — дочурка бросила кровожадный взгляд. — Всех перерезали! Говорят, аж сорок две тысячи! Врут, наверное!
От своих мнимых лингвистических успехов я постепенно вошел во вкус этой занимательной игры:
— Ну ладно, а эта закорючка?
Тут дочурка почему-то отвела глаза и едва заметно хихикнула.
— А эту букву я запомнила самой первой…
— Почему?
— Да так… Теть Ира научила…
— Опять чему-то неприличному? — фыркнул я. — Да что ж за «тети» у тебя подобрались?! Что в Непале, что в Израиле. Один Фогель чего стоит!
— А скажи, на что похожа? Что было тогда у всех воинов? — допытывалась дочка. В качестве подсказки Метелка похлопала по кожаным ножнам, в которых терпеливо поджидал своего часа свежевыкованный «меч», то есть ножичек сантиметров на пятнадцать. С ним она не расставалась, а в постели — держала под подушкой.
— Ага, понял! Значит оружие.
— Точно. Меч! А эта буква называется Заин, — подтвердила она и опять отвела глазки, еле-еле сдерживая усмешку.
— Да, действительно: вот рукоятка, вот клинок, немного изогнутый… А чего краснеешь-то?
— Ну… мы пошли с теть Ирой как-то выбирать обувь. Она ходит, смотрит, меряет. В одном месте, в другом, в третьем. А у нее ноги, как сама жаловалась, «крестьянские» — трудно туфли подобрать. И продавцов стесняется, наверное…
— И вовсе нет, — запротестовал я. — Наговаривает! Просто за ними уход нужен. Вот лишний раз прошлась бы босиком по побережью километров так пять! И никаких проблем: камешки, песочек и морская вода все снимут-сотрут. А еще существуют разные кремы, притирания и мази, чтобы кожа была в норме. Твоя «теть Ира» вообще дикая в этом смысле: не могу забыть, как она средством от загара вместо умягчающего крема мазалась! Или как прыщик на лице прокалывала — это когда мы в Москве жили… — ох, маме только не говори! Ладно, и что же?
— Выбирает и везде под нос бормочет одно и то же… «Суг заин». Последний продавец за нами аж за порог бежал; скидку, наверное, предлагал. Я смотрю: туфли везде разные, а слово одно и то же: «заин»! Я спросила: «Плохая обувь, теть Ир? Не понравилась?» А та как захохочет! Тут к ней как раз на улице араб привязался: познакомиться хотел. Так она ему то же самое: «заин!» И попутно что-то добавила. Громко так! Араб аж отпрыгнул!
Короче, вечером все же сказала: «суг заин» — «низкого качества», что-то совсем плохое… Па, да ты сам спроси — она лучше объяснит, — тараторила Метелка, пытаясь соскочить со скользкой темы.
— При случае, — я погладил ее по лохматой макушке. — Ну что ж, дочь, папа (тут я солидно прокашлялся) просто офигевает: ты у нас растешь настоящим лингвистическим гением. Может со временем отдадим тебя в университет на филологию? Языки, переводы… Идет?
Белесая тощая девка пожала плечами:
— Пока не решила. Пиратом наверняка лучше…
࿇࿇࿇
Ночью, когда все уже спали, любопытствующий ученик отправил Ирке электронное письмо весьма краткого содержания. Оно гласило:
Метелка помогает с ивритом! По твоей методике за день(!) уже выучил аж четыре буквы: «бык», «дом», «верблюд» и «дверь»… Но есть непонятки с буквой Заин: дочурка упорно краснеет и почему-то ссылается на тебя. В чем тут прикол? Что она вообще значит?
Ответ пришел на следующее утро. Он был еще более краток и состоял всего из трех самых распространенных букв русского алфавита!
₪ Вернуться в раздел "Книги" ₪
© Rami Rosenfeld, 2023. CC BY-NC-ND 4.0.